..texts

Лики истории и культуры  

АЙСЕДОРА ДУНКАН 

     Ее настоящее имя – Дора Анджела Дункан. Год и месяц ее рождения до сих пор мы знаем весьма приблизительно: то ли 1877, то ли 78-й, то ли май, то ли январь. По сути, она не оставила после себя следа в истории искусства: балерина Матильда Кшесинская оказалась права, напророчив, что последовательниц у Дункан как танцовщицы не будет. Зато ее след в истории сохранился. Она стала бессмертной благодаря своей жизни, а не искусству, – жизни, в которой так много значила «эта тонкая штука – любовь».
     Дункан родилась в семье, которой к моменту ее появления на свет уже не было: родители расстались до рождения девочки. С ранних лет она была предоставлена себе, потому что мать (музыкантша по профессии) вынуждена была много работать. А Дора Анджела целыми днями бродила по берегу моря, и у него, наверное, подглядела свой будущий стиль свободного, как стихия, танца.
     Стихия танца, стихия любви и просто природные стихии точно сговорились определять жизнь этой женщины! Стихия воды подсказала ей характер танца, а огонь, враз уничтоживший ее гардероб, вынудил Дункан впервые выйти к зрителям, обернувшись куском легкой ткани. «Она танцует голая!» – возмущались недоброжелатели. И мало кто из сидевших в зале догадывался, что эта вакханка, одним своим видом потрясавшая устои пуританской морали, была, по сути,… наивной девочкой, еще понятия не имевшей, что такое эта самая «земная любовь».
 
     Влюбленный обманщик
 
     Впрочем, у Айседоры (как стала она себя именовать, выйдя на сцену) тогда уже был жених. Странный жених, нужно сказать. Вы только представьте: ей – неполных 17, ему – 45! Она – танцовщица, он – поляк-эмигрант без определенного рода занятий. Право же, они были и со стороны странной парой. Понадобилась вся чистота и наивность Айседоры и весь пыл страсти стареющего мужчины, чтобы соединить их сердца. Роман продолжался полтора года, – роман удивительный по нынешним временам, до чрезвычайности старомодный и целомудренный.
     Они познакомились в Чикаго, куда Айседора переехала вместе с матерью и братом. Познакомились в месте символическом для Дункан. Это было кафе «Богема», куда сходились все те бедные и неустроенные, что гордо причисляли себя к духовной элите общества, – к «богеме». Здесь было весело. Айседора от души дурачилась и нередко пускалась в пляс, не сразу заметив, что из угла зала за ней неотрывно наблюдают горящие светло-зеленые глаза. Это были глаза Ивана Мироцкого, эмигранта-поляка, о котором все знали лишь, что у него водятся кое-какие деньжонки, а также есть огненно-рыжая борода и «эта страсть», – страсть к юной танцовщице Айседоре. Никому поначалу и в голову не могло придти, что из этой страсти вообще выйдет что-то серьезное. Разница в возрасте говорила сама за себя. Да и Айседора равнодушно принимала его приглашения скоротать вечерок в каком-нибудь недорогом ресторанчике.
     Бог один ведает, как это все случилось. Пора ли пришла влюбиться в кого-нибудь или страсть Мироцкого тронула ее еще детское сердце, но… Она почувствовала, что этот человек для нее больше, чем просто знакомый. И когда однажды на лесной прогулке он, задыхаясь от волнения, попросил ее о поцелуе, Айседора не смогла отказать. Какие славные времена! Взрослый влюбленный мужчина и юная девушка уходят в лес, там он просит ее о поцелуе. И она соглашается, – в обмен на обещание жениться на ней. Есть и другая, еще более романтическая версия этого сватовства. Мироцкий так хотел поцеловать ее, что и предложил Айседоре руку и сердце. И она не отказала!
     Полтора года продолжались их прогулки рука об руку по лесам и лугам, полтора года страстных признаний его и невиннейших ее поцелуев… Все складывалось вполне благополучно, и кто знает, быть может, в историю вошла бы другая Айседора Дункан – примерная мать семейства?..
     Все было уже договорено и слажено, день свадьбы приближался. И вдруг… Разразился скандал. Брат Айседоры узнал, что у Мироцкого уже есть жена и что она живет в Лондоне.
     Мать Дункан наотрез отказалась благословить такой брак.
     Вероятно, и сама Айседора не слишком страдала от вынужденного разрыва.
     Настоящие любовь и слава ждали ее впереди.
 
     Из нимф в вакханки
 
     Успех и слава пришли к ней рано и прочно. Дункан угадала в своих современниках затаенный порыв к свободе тела, к свободе плоти. Именно это выражал ее танец. Однако сама Дункан еще мало представляла себе всю силу этого порыва.
     Но вот пришло время и ей узнать мощь земной страсти.
     Случилось это на гастролях в сказочно красивом городе Будапеште, среди цветущей весны. К ней явился молодой актер Оскар Береги и передал билеты в ложу на свой спектакль. Он играл в нем Ромео. А Джульеттой стала она – сидевшая в тот вечер в ложе юная Айседора.
     Черные глаза красавца венгра растопили целомудренное сердце американки. Начались встречи, и в одну из них Береги просто подхватил Дункан на руки, увлек на постель и… как пишет сама Дункан, «сделал из невинной нимфы страстную вакханку».
     Роман их продолжался недолго, – по форме это был «курортный» (вернее, «гастрольный») роман. Но по сути именно тогда, в объятиях Береги, Айседора узнала всю силу страсти, и в ней проснулась Женщина.
     Несколько незабываемых дней они провели в крестьянской хижине. Что это были за дни! Они определили ее чувства на всю дальнейшую жизнь. «Я испытала ни с чем не сравнимую радость, проснувшись на рассвете, увидеть, что мои волосы запутались в его черных душистых кудрях, и чувствовать вокруг своего тела его руки», – вспоминала она много лет спустя.
 
     Два гения в клетке быта
 
     Это случилось в декабре 1904 года в Лондоне. После спектакля к ней в гримерную ворвался высокий и несколько нескладный молодой человек в очках и вместо того, чтобы протянуть ей цветы, закричал: «Вы чудесны, вы удивительны! Однако зачем вы украли мои идеи, откуда вы достали мои декорации?» – «Но сэр, эти голубые занавеси я сама придумала много лет назад и всегда танцую на их фоне!» – «Что ж, значит это судьба! И вы принадлежите моим декорациям! Принадлежите мне!»
     Эксцентричный молодой человек был будущим реформатором английского театра выдающимся художником-декоратором Гордоном Крэгом. Он буквально похитил Айседору со званого вечера своей матери знаменитой актрисы Эллен Терри (кстати, сама она – прототип героини «Театра» С. Моэма). Эту дождливую ночь влюбленные провели не среди фраков и декольте, а на полу мастерской Крэга, где не было даже дивана и где так упоительно пахло красками, пахло самим искусством!
     Страсть заставила Айседору отменить выступления и отдаться любви. Однако после первого упоения пришло отрезвление. Крэг был гениален, но совершенно нетерпим к чужому таланту: «Ты не должна выступать на сцене и махать руками! Ты должна сидеть дома и точить мне карандаши!»
     И Айседора предпочла точить карандаши только себе.
 
     Идиллия, закончившаяся трагедией
 
     1906 год – пик славы Айседоры Дункан. У ее ног весь мир и один из властителей этого мира сын миллиардера Парис Зингер. Она приезжает к нему на Лазурный берег. Он встречает ее во всем белом, как сказочный принц. Айседора называет его Лоэнгрином. Он окружает ее королевской роскошью. Их союз продолжается несколько лет, она дарит ему сына. Наверно, это были самые счастливые и уж точно самые безмятежные годы в жизни Айседоры Дункан. В эти годы она посещает Россию и находит восторженный прием у публики. «В ее танце форма окончательно одолевает косность материи, и каждое движение ее тела есть воплощение духовного акта» – писал восторженный рецензент. – «Она, просветленная и радостная, каждым жестом стряхивала с себя путы хаоса, и ее тело казалось необыкновенным, безгрешным и чистым…»
     Беда разразилась внезапно. Машина с ее сыном и дочерью потеряла управление и упала в Сену. Горе Айседоры было безграничным. Его разделил весь Париж, весь мир. Студенты скупили все белые цветы у парижских цветочниц и привязали букеты к ветвям деревьев в ее саду. Великий Клод Дебюсси всю ночь играл для нее, пытаясь звуками музыки утешить артистку.
     Но и он не мог ни утешить ее, ни остановить бег всесокрушающего времени…
 
     «Красота не умирай!»
 
     …Когда Дункан впервые приехала в заснеженную Россию, ей было около 26-ти. Могла ли она даже предположить, что в далекой рязанской деревне в крестьянской избе одолевает азы грамоты 9-летний парнишка – ее будущий единственный муж?!
     Когда через 15 лет она увидела его, то ахнула. У этого русого паренька были такие же голубые глаза, как у ее сына, у ее Патрика!
 
     Она подошла к нему своей знаменитой скользящей походкой, обняла и поцеловала. Сергей Есенин (так звали белокурого паренька) уже сильно выпил на том банкете, он оттолкнул ее: «Отстань, стерва!» (Есенин часто буянил в пьяном виде). Дункан ни слова не поняла. Она решила, что он шутит, обняла снова и снова поцеловала. И тогда он влепил мировой знаменитости увесистую пощечину. Дункан лишилась дара речи, а потом разревелась, как простая деревенская баба. Он бросился ее утешать. Так начался их роман. Об этом вспоминают многие мемуаристы. В тот вечер она нацарапала бриллиантом на оконном стекле по-английски: «Есенин – хулиган! Есенин – ангел!»
     Как оказалась мировая знаменитость в голодной большевистской Москве (шла зима 1921 года)? Нужно сказать, что к тому времени Дункан уже постарела, – вернее, отяжелела. И практически перестала танцевать. Ей хотелось организовать свою школу танца, и на ее призыв откликнулось Советское правительство.
     «Захваченная коммунистической идеологией, Айседора Дункан приехала в Москву. Малинововолосая, беспутная и печальная, чистая в мыслях, великодушная сердцем, осмеянная и загрязненная кутилами всех частей света и прозванная «Дунькой», в Москве она открыла школу пластики для пролетарских детей», – напишет о ней художник Юрий Анненков.
     Здесь же она встретится и с Сергеем Есениным – с последней и единственно законной с точки зрения общества, освещенной браком любовью.
 
     О Есенине и Дункан написано очень много. И очень много написано злого и откровенно глумливого. Когда-то ее сравнивали с античной богиней, теперь же издевались в эпиграммах:
Есенина куда понес аэроплан?
В Афины древние, к развалинам Дункан.

     Всем бросалась в глаза разница в возрасте, в культуре, в самом понимании возникшего непростого чувства. Есенину, безусловно, льстило, что он – муж «самой» Айседоры Дункан. Но и совершенная чуждость этой женщины, с которой приходилось общаться через переводчика, бесила его. Она любила его пылкой и самоотверженной, почти материнской любовью. Он ненавидел в ней свою судьбу. И еще он очень ревновал ее к мировой славе, которая была у Дункан, но не у него, Сергея Есенина
     Они часто ссорились. «Ты сука!» – кричал Есенин. «А ты – собака!» – возражала Дункан и плакала. «От тебя ничего не останется после смерти, а от меня останутся стихи!» – «Красота не умирай!» – возражала Айседора на ломаном русском. И плакала.
     Он писал о ней похабные вирши, он буянил, он унижал ее, крича друзьям: «Эх, вы хоть замените меня!»
 
     Она очень долго прощала его, вероятно, не понимая и половины того, что он говорил и выделывал. Зато она понимала его лучше, чем он себя. Однажды Дункан показала на грудь Есенину и сказала: «Здесь у тебя Христос!» А потом показала на лоб и добавила: «А здесь у тебя дьявол!»
     Странная это была любовь. Любовь, где обид было больше, чем радостей. Однажды Дункан не выдержала и сказала поэтессе Ирине Одоевцевой: «Никогда не выходите за поэта!» – «Но я сама поэтесса и муж у меня поэт (Г. Иванов)!» – возразила Одоевцева. А Айседору уже несло: «Поэты – отвратительные мужья и плохие любовники. Хуже даже, чем актеры, профессора, цирковые борцы и спортсмены. Недурны военные и нотариусы. Но лучше всех – коммивояжеры. Вот это действительно любовники! А поэты – о них и говорить нечего – хлам! Одни словесные достижения. И большинство из них к тому же – пьяницы, а алкоголь, как известно, враг любовных утех…»
     И все же что-то держало ее возле Есенина. Держало настолько крепко, что, когда настала минута решительного, последнего, объяснения, поэту пришлось, по рассказу его сестры, прибегнуть к хитрости. Он изобразил себя буйным и пьяным, а его сестра не дала им остаться наедине…
     Они оба буквально сбежали от опешившей Айседоры.
     Все это выглядит очень нехорошо. Но у поэта и его близких были основания для такого маневра. Дело в том, что к тому времени вокруг Дункан и Есенина сплотилась кучка прихлебателей, которые жили на их подачки и были против решительного разрыва. Свою новую подругу Галину Беневоленскую поэт буквально умолял: «Меня будут тянуть туда, а вы не пускайте, не пускайте ни за что!»
     Весть о самоубийстве Есенина Айседора встретила уже за границей. И сбежавшимся журналистам она заявила с достоинством: «Между мной и Есениным никогда не было ссор! Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием».
     Через два года, 14 сентября 1927 года, она обмотала шею длинным пурпурным шарфом с вытканными на нем солнечной птицей и лазоревыми цветами и села в авто. Она любила быструю езду, и шофер гнал машину вовсю, навстречу морскому ветру. На повороте он сбавил скорость и услышал вдруг за спиной быстрый всхрип. Он оглянулся. Айседора безвольно откинулась на сиденье. Шарф обмотался между спицами колеса и в мгновение задушил ее.
     Прекрасный конец трудной и яркой жизни!..

Валерий Бондаренко

http://gondolier.ru/bibl/bond/dunkan_1.html
http://www.library.ru/2/liki/sections.php?a_uid=70

..texts
http://idvm.narod.ru
http://troul.narod.ru/center.htm
..index