История хореографии
Айседора Дункан
Айседора Дункан (Isadora Duncan), Дора Энджела Дёнкан (Dora Angela Duncan) (1877—1927) - родилась в Сан-Франциско 27 мая 1877 года. Американская танцовщица, одна из основоположниц свободного танца, танца модерн. Использовала древнегреческую пластику, хитон вместо балетного костюма, танцевала босиком. Новатор и реформатор в хореографии, отрицала классическую балетную школу и воплощала музыкальное содержание через свободный пластический танец.
Движения ее были просты: легкий бег на полупальцах, естественные остановки и позы, маленькие прыжки. Техника не была сложной, но сравнительно ограниченным набором движений и поз танцовщица передавала тончайшие оттенки эмоций, наполняя простейшие жесты глубоким поэтическим содержанием. Её система не требовала изнурительной и суровой подготовки. Айседора настаивала на том, что танец должен быть естественным продолжением человеческого движения, отражать эмоции и характер исполнителя, импульсом для появления танца должен стать язык души. Все эти идеи, новаторские по своему характеру, естественно, вступали в противоречие с балетной школой того времени. Дункан отрицала классический танец, выдвигала принцип общедоступности танцевального искусства. Она пропагандировала развитие массовых школ, где дети в танце познавали бы красоту движений человеческого тела. Балет, считала Айседора, опирается на телесный центр и порождает искусственное, механическое движение, не передающее движения души. Она же искала внутренний источник, который передал бы движение телу. Источником вдохновения Дункан считала природу. Её танцы рождались из видения текущей реки, из ритма набегающих волн, из прочитанного стихотворения и других произведений искусства. В танцах Дункан импровизировала. Это было неповторимо, музыкально, вдохновенно и необыкновенно искренне.
Родилась Айседора Дункан в Сан-Франциско. В своей книге “Моя жизнь. Моя любовь” она писала: “Я родилась у моря и заметила, что все выдающиеся события моей жизни происходили поблизости от него. Мои первые мысли о движениях и танце были, безусловно навеяны ритмом волн… Моя жизнь и мое искусство рождены морем”.
Мать Айседоры, после развода осталась сама с четырьмя детьми и на хлеб зарабатывала преподаванием музыки. Ей приходилось много работать, и с ранних лет юная танцовщица была полностью предоставлена самой себе. “Я должна быть признательна матери за то, что она была бедна, когда мы были молоды. Она не была в состоянии нанимать прислуг и гувернанток, и этому обстоятельству я обязана непосредственностью в жизни, непосредственностью, которую я выражала еще ребенком и не утеряла никогда”.
Айседору отдали в школу очень рано, в пятилетнем возрасте, но уже в 13 лет она бросила учебу, потому что считала ее совершенно бесполезной и серьезно занялась музыкой и танцами, продолжив самообразование.
“Мне кажется, что общее образование, получаемое ребенком в школе, совершенно бесполезно….. Настоящее образование я получала по вечерам, когда мать играла нам Бетховена, Шумана, Шуберта, Моцарта или Шопена и читала вслух Шекспира, Шелли, Китса и Бернса”.
Уже в шесть лет Айседора учила соседских ребятишек, еще не умевших ходить, двигать руками и говорила, что это ее ”школа танцев”. Со временем эта ”школа” стала очень популярной и даже начала приносить немного денег. Вместе с Айседорой преподавала ее сестра, а их мать аккомпанировала им. Они называли это новой системой танца, хотя никакой системы ещё, конечно, не было. Айседора импровизировала под музыку и обучала всем красивым движениям, которые приходили ей в голову. “Наша школа была в большом ходу, и мы давали уроки в самых богатых домах Сан-Франциско”.
Однажды матери посоветовали отвести Айседору к знаменитому балетмейстеру в Сан-Франциско. Но уроки в балетной школе танцовщице не понравились, и уже после третьего занятия она покинула класс навсегда. Подобные уроки Дункан называла напряженной и вульгарной гимнастикой, а движения и позы – безобразными и неестественными.
В 18 лет юная танцовщица вместе со своей семьей отправилась искать признания в других городах Америки. Это было тяжелое время для семьи Дункан. Они часто голодали, а иногда оставались без крова над головой. Работу найти было сложно, не говоря уже о понимании и признании таланта Айседоры. В Чикаго, чтобы оплатить жилье, Дункан пришлось танцевать «что-нибудь с перцем» в юбках с оборками, что полностью противоречило ее принципам, но это продлилось не долго. По вечерам Айседора танцевала в клубе «Богемия» для таких же бедных поэтов, актеров и художников. Среди этой необыкновенной публики был рыжеволосый, сорокапятилетний поляк, поэт и художник, по имени Иван Мироский. Они много времени проводили вместе, и Айседора решила: «что это будет самая большая и единственная любовь ее жизни». Но вскоре им пришлось расстаться. Они поклялись друг другу в вечной любви, и Дункан уехала в Нью-Йорк. Их свадьба так и не состоялась. Позднее выяснилось, что у Ивана уже была жена.
В Нью-Йорк Айседора уехала за Августином Дейли, который среди американских импресарио пользовался репутацией самого большого эстета и любителя искусства. Но Дейли смог предложить танцовщице только лишь роль в пантомиме, которая никогда не представлялась для Дункан искусством. Пантомима «не представляет собой ни хореографического, ни драматического искусства, а находится между ними и поэтому ничего не дает». Но другого выхода не было, и пришлось брать роль. Позже Айседоре дали роль в балете «Сон в летнюю ночь». Ее выступление вызвало неожиданные аплодисменты, но г-ну Дейли это не понравилось, и при следующих выступлениях Дункан выключали свет на сцене, и ей приходилось танцевать в темноте. Следующей для Айседоры была роль в «Гейше», где она пела в квартете. Но ей приходилось только делать вид, что поет, и это была последняя капля ее терпения. Дункан покинула Дейли и стала танцевать в студии в Карнеджи Хол, в своей тунике и под музыку матери, но за очень небольшие деньги.
Однажды к Дункан прибежал известный композитор Этельберт Невин в ярости от того, что Айседора танцует под его музыку. «Моя музыка не для танцев. Никто не должен под нее танцевать». Но увидев танцующую Дункан, композитор пришел в восторг и предложил танцовщице устроить несколько совместных выступлений под его собственный аккомпанемент. После этих вечеров Айседору стали часто приглашать в состоятельные дома Нью-Йорка. Но светские дамы оказались крайне экономными. Однажды в гостинице, где жила семья Дункан, случился пожар, и они остались, не только без средств для существования, но и без личных вещей. Почти без багажа вся семья Айседоры отправилась в Европу в поисках признания. Атлантический океан пришлось пересекать на судне, что перевозило скот, потому что билеты на пассажирский лайнер для них были слишком дорогими.
В Лондоне первые дни семья танцовщицы не могла найти себе приют. Ели булочки по одному пенни, но, несмотря на это, проводили дни в Британском музее. Обманув ночного швейцара шикарной гостиницы, сказав, что их багаж еще не прибыл, у Дункан и ее семьи случилась возможность отлично пообедать и отоспаться. На следующее утро, когда швейцар еще дремал, они незаметно покинули гостиницу. В этот же день Айседора узнала из обрывка газеты, что одна дама, у которой она танцевала в Нью-Йорке, сейчас пребывает в Лондоне. После выступления в доме этой дамы, Дункан стала получать приглашения во многие известные дома Лондона, но далеко не всегда она получала деньги за свои выступления. Семья танцовщицы часто отказывала себе в пище, чтобы быть прилично одетыми и казаться преуспевающими людьми. Но постепенно их положение улучшилось. Айседора часто имела возможность знакомиться с самыми выдающимися личностями интеллектуального и артистического мира того времени, однажды даже была представлена принцу Уэльскому.
Но, не смотря на незначительный успех, Айседора с матерью поехали вслед за братом танцовщицы в Париж. Тут они целые дни проводили в Лувре и Национальной библиотеке. Как и в Лондоне, Дункан часто приглашали на светские вечера, где она приобретала все новые знакмства с людьми искусства. Ею восхищались известные художники и композиторы того времени, но все же финансовое положение семьи Дункан оставалось непрочным.
Известная артистка и импресарио Лои Фуллер пригласила Айседору с собой в Берлин, и танцовщица с радостью согласилась. После Германии они посетили Вену, где Айседора познакомилась с Александром Гроссом, который впоследствии стал ее импресарио. Танцовщица уехала вместе с ним в Венгрию, где подписала контракт на тридцать самостоятельных вечерних выступлений в театре «Урания». В 1903 году в Будапеште Дункан дебютировала, как самостоятельная танцовщица. Ее выступления имели огромный успех. На одном из ее концертов среди зрителей был Оскар Бережи, талантливый венгерский актер, «которому было суждено превратить целомудренную нимфу, какой она была, в пылкую и беспечную вакханку». Айседора влюбилась в него, побывав на его спектакле, в котором он исполнял роль Ромео. Танцовщица полностью отдалась любви. Гастролируя по Венгрии, несмотря на огромный успех и любовь публики, Дункан была несчастна вдали от возлюбленного. Они даже планировали свадьбу. Но когда Оскар начал готовиться к роли Марка Антония, его характер словно изменился, и Айседора очень тяжело и болезненно переживала эту перемену и потерю своего «Ромео». И все же вскоре танцовщица собралась с духом и полностью посвятила себя искусству, как и прежде.
Далее Айседора, с помощью своего импресарио, покоряла Вену, Мюнхен, Берлин. После недолгого пребывания в немецкой столице Дункан со своей семьей решили осуществить свою давнишнюю мечту, паломничество в Грецию. Еще до поездки отдельные позы, движения и жесты своих танцев Айседора копировала с греческих скульптур, с изображений на барельефах и вазах.
Одетые в туники и сандалии, семья Дункан вызывала настоящий переполох на улицах современных Афин. После того, как они увидели Парфенон, они решили, что клан Дункан навсегда останется в Афинах и там воздвигнет храм в собственном вкусе. Айседора купила участок земли у местных крестьян в четырех километрах от Акрополя, но на таком же возвышении, и храм казался очень близко. Очень скоро началось строительство, но обнаружился большой недостаток: поблизости совсем не было строительных материалов и источников воды. Безуспешное бурение артезианского колодца, строительство храма и беззаботная жизнь в Афинах вскоре исчерпали весь банковский счет Дункан, который до этого казался неиссякаемым. В Греции Айседора отобрала десять лучших мальчиков для древнегреческого хора и с ними отправилась в Вену, Мюнхен и Берлин.
Дункан безуспешно пыталась возродить древнегреческое хоровое пение, которое сопровождало ее выступления. Но публику гораздо больше интересовали ее танцы. Тем более мальчики взрослели, голоса начинали фальшивить, а поведение их было совсем неудовлетворительным, и через полгода их пришлось отправить домой.
Уже на протяжении двух лет сердце и душа танцовщицы были заняты только искусством. Но после встречи с Генрихом Тоде все переменилось. Он не проявлял земной страсти, он покорял Айседору одним лишь взором и заставлял пребывать в постоянном желании и томлении. Генрих Тоде был женат, и их платоническая любовь сводила Айседору с ума. Гастроли не давали возможности им достаточно видеться, и вскоре совсем разъединили. Танцовщица подписала контракт на поездку в Россию.
Печальное похоронное шествие - это первое, что увидела Дункан на улицах Санкт-Петербурга. Рабочие, убитые перед Зимним дворцом накануне, в роковой день 9 января 1905 года. Это зрелище навсегда переменило жизнь Айседоры, она поклялась отдать себя и свои силы на служение народу и униженным вообще. Выступая на следующий день перед роскошно одетой публикой, в соболях и брильянтах, танцовщица не ожидала такого одобрения своих простых танцев в тунике, босиком и без декораций. Здесь творчество Дункан впервые достойно оценили артисты балета, до сих пор только враждовавшие с ней. Айседора была приглашена на спектакли с участием Кшесинской и Павловой. Русские балерины покорили американскую танцовщицу, противницу балетного искусства, своей легкостью и мастерством. Но, увидев их утренние занятия, Дункан пришла к убеждению, что «Императорское балетное училище враждебно природе и искусству», а «танцевальные залы … были похожи на комнаты пыток». После просмотра одной из репетиций Айседора «повалилась на кровать и крепко заснула, благословляя небо за то, что каприз судьбы не сделал ее балериной!»
Дальше танцовщица отправилась в Москву, где впервые ее выступление увидел Станиславский. Познакомились они уже в следующий приезд Дункан в Россию. «Вспоминая наши случайные разговоры и сравнивая нашу работу, мне стало ясно, что мы ищем одного и того же в разных областях искусства», - говорил в своей книге Константин Сергеевич о Дункан. Он восхищался ее талантом и пытался понять, откуда столько искренности и естественности в ее движениях. Айседора, в свою очередь, много времени проводила в театре Станиславского, присутствуя на репетициях и получая удовольствие от общения с великим режиссером. Дункан однажды попыталась сделать их отношения немного ближе, но Станиславский не ответил ей взаимностью.
После Москвы Айседора Дункан посетила Киев, и вернулась в Берлин. С момента пребывания американской танцовщицы в России, «русский балет стал пользоваться музыкой Шопена и Шумана и надевать греческие костюмы, а некоторые балерины доходили даже до того, что снимали чулки и туфли, танцуя босоножками».
Вернувшись в Берлин, Айседора вместе с матерью и сестрой сразу же занялись организацией своей школы. Они купили виллу и первым делом завезли туда сорок бело-голубых кроваток, украсили весь дом картинами и барельефами танцующих детей и девушек и дали объявление в газеты о том, что набирают талантливых детей. На следующий день у дверей дома Дункан стояла огромная очередь из матерей и детей. Айседора так хотела скорее набрать учеников, что брала детей почти без отбора. Ученики школы Дункан начинали занятия с простой гимнастики, развивающей гибкость и силу. А на уроках танца они учились маршировать в простые и сложные музыкальные ритмы, прыгать и бегать под музыку. Школа занимала все время танцовщицы, от чего был далеко не в восторге ее импресарио Александр Гросс.
После одного из выступлений Айседоры в Берлине в 1905 году в уборную к танцовщице ворвался английский актер Гордон Крэг, сын великой актрисы Элен Терри. Он обвинял Дункан в воровстве его идей и в тот же момент восхищался ее талантом. Ничего не предчувствовавшая мать Айседоры пригласила его на ужин, после которого ее дочь и актер пропали на две недели. Их искала даже полиция, а импресарио танцовщицы, чтобы оправдать отмененные концерты, сообщил в газеты про болезнь танцовщицы. Все это время Айседора Дункан провела у Крэга в ателье, где они спали на полу и питались обедами в долг, потому что у Гордона совсем не было денег. «Мы горели одним огнем, как два слившихся языка пламени. Наконец я нашла своего друга, свою любовь, себя самое!» - писала Айседора в своей книге. Газеты, не стесняясь, обвиняли Айседору в неподобающем поведении, а берлинские дамы-патронессы танцевальной школы составили послание, в котором заявляли, что мисс Дункан имеет весьма слабые представления о морали, в связи с чем они отказываются иметь с ней дело. После этого письма Айседора прочитала для них лекцию о танце как об искусстве раскрепощения, закончив беседой о праве женщины любить и производить детей по своему желанию. Половина публики возмущалась, а половина, все-таки, согласилась с мнением танцовщицы.
Через некоторое время Дункан поняла, что беременна. Естественно, гастролировать становилось все труднее. Айседора жаждала уединения и моря, и она поселилась в деревушке Нордвик на побережье Северного моря, в сотнях миль от города. Там и родилась дочка танцовщицы – Дердре. Айседора вернулась в Груневальд, и вскоре с дочерью, Гордоном Крэгом и ее кумиром, итальянской актрисой Элеонорой Дузе отправилась во Флоренцию, где Крэг создавал декорации для спектакля «Росмерсгольма», в котором играла Дузе. Через некоторое время банковский счет Дункан опустел, и ей пришлось оставить ребенка и возлюбленного, и уехать на гастроли в Россию. Тяжело переживая разлуку с родными людьми, танцовщица из России отправилась на гастроли в Голландию.
Дункан все еще любила Крэга, но наступил тот момент, когда она «не могла уже жить ни с ним, ни без него». Находясь рядом с ним, танцовщица не могла отдаваться своему искусству, а в разлуке страшно тосковала и сходила с ума от ревности. Тем более материальное положение было очень нестабильным, и Айседора снова уехала на гастроли в Россию. Но не сама, а вместе с молодым, голубоглазым блондином Пимом. На какое-то время он вселил в Дунка ощущение молодости и легкомыслия. «Любовь Пима давала одно удовольствие»,- писала Айседора про него.
Но, не смотря на успех в сценической деятельности, Дункан была одержима идеей своей школы. Каждый раз, заработав денег на гастролях, она возвращалась к своим воспитанницам, пока банковские счета вновь не иссякали. Айседора мечтала о большом ансамбле, танцующем девятую симфонию Бетховена. Но самостоятельно содержать школу становилось все труднее. В Германии танцовщица никак не могла найти поддержки. В России все еще господствовала императорская балетная школа. Так же неудачными оказались попытки найти поддержку в Лондоне. Ученицы Дункан вернулись снова в Груневальд, а сама танцовщица уехала на гастроли в Америку. Особенно тяжело было ей расставаться со своей дочуркой, которой на тот момент было уже около года.
Первые выступления Дункан у себя на родине были неудачными. Нью-Йоркская публика не оценила по достоинству творчество Дункан. Проблема была в плохой организации концертов, но, не смотря на это, американские художники и поэты все же разглядели ее талант. Однажды танцы Айседоры увидел известный дирижер Вальтер Дамрош и предложил ей отправиться в совместное турне по Америке. Вальтер дирижировал оркестром из восьмидесяти человек, а Айседора танцевала, и каждый концерт имел огромный успех. Дункан полностью устраивал нынешний успех, но желание увидеть дочь и своих воспитанниц заставило ее вернуться в Европу после шестимесячного пребывания в Америке.
Танцовщице было хорошо рядом с ребенком и ученицами, но школа по-прежнему требовала огромных затрат. Айседора мечтала найти миллионера, который бы содержал ее школу. Но искать не пришлось, он сам пришел к ней в гримерку и предложил спонсировать школу. Вскоре Дункан со своими воспитанницами поехали в прелестную виллу у моря, а все расходы полностью взял на себя Парис Юджин Зингер, сын одного из изобретателей швейной машинки, унаследовавший внушительное состояние. Она испытывала к нему чувство благодарности, которое со временем переросло в нечто большее. От него у нее родился сын Патрик.
Дункан тяжело переносила разлуку со своим искусством во время беременности. На первых порах у нее были даже мысли отказаться от ребенка ради своей работы, но она вовремя опомнилась. Лоэнгрин, так называла Айседора своего миллионера, даже хотел обвенчаться с танцовщицей, но Дункан была категорически против этого. Супружеская жизнь совсем ее не устраивала.
Чтобы Дункан могла танцевать в залах английского дворца, в котором они жили, ей выслали аккомпаниатора – первого скрипача из оркестра Колонна. С этим человеком танцовщица уже встречалась не первый раз и уже давно испытывала к нему отвращение, а музыкант в свою очередь обожал ее. Он обладал безобразной внешностью на взгляд Айседоры, и когда он ей аккомпанировал, она заставляла его ширмой. Но однажды совместная утренняя поездка в автомобиле заставила Дункан посмотреть на своего пианиста совсем другими глазами. После этой прогулки они уже вдвоем прятались за ширмой, но, к счастью, вскоре музыканту пришлось покинуть замок. Этот случай подтвердил, что Айседора совсем не годилась для семейной жизни. Но все же еще некоторое время танцовщица со своим миллионером жили вместе, пока небеспочвенный приступ ревности с его стороны не разлучил их. Вскоре Зингер уехал в Египет.
Во время гастролей в Киеве у Дункан были странные видения, а мысли о смерти все чаще посещали ее. Она предчувствовала грядущую беду, ей мерещились детские гробы на снегу, а на концертах у нее возникало желание танцевать похоронный марш Шопена, который раньше она никогда не танцевала. Она немного успокоилась лишь, когда встретилась с детьми и увезла их в Париж. Но и будучи рядом с дочерью и сыном, чувство тревоги не покидало танцовщицу. Она даже отказывалась от гастролей, чтобы не расставаться с детьми. Но судьба была с нею сурова. Объявился Зингер и пригласил Айседору и детей на ужин в Париж. После встречи с родителями детей вместе с гувернанткой отправили в Версаль. По дороге мотор в машине заглох, и шофер вышел проверить его, мотор внезапно заработал и... Тяжелый автомобиль скатился в Сену. Детей и няню спасти не удалось. Это случилось в 1913 году. Дидре, дочке Гордона Крэга, было 7 лет, а Патрику, сыну Париса Юджина Зингера было всего 4 года. После этой потери Дункан не раз думала о самоубийстве. На ее взгляд жизнь потеряла всякий смысл. Лишь поддержка Зингера могла бы помочь пережить горе. Он был некоторое время рядом с ней, но после все же оставил ее одну.
Раймонд, брат танцовщицы, взял ее с собой в Албанию, помогать голодным беженцам. Эта поездка немного отвлекла Айседору. После она посетила Константинополь, а затем остановилась в Италии на морском побережье в вилле по соседству с Элеонорой Дузе, в которой танцовщица нашла понимание и поддержку. Однажды, гуляя по берегу, Айседоре померещились ее дети. После видения она в отчаянии упала на песок и начала рыдать. Она думала, что уже сходит с ума. В этот момент к ней подошел красивый молодой человек и спросил, что с ней? «Спасите меня, спасите не только мою жизнь, но и мой разум. Дайте мне ребенка», - ответила она. Итальянец исполнил просьбу Айседоры, но их роман был не долгим. Оказалось, он был помолвлен, и им пришлось расстаться. Но теперь она была не одна.
На Рождество Дункан поехала в Рим, где получила телеграмму от Зингера, в которой он просил ее вернуться в Париж. Лоэнгрин напомнил Айседоре про ее школу и снова предложил ей помощь в воплощении ее мечты, только теперь оставив в стороне всякие личные отношения. Он уже купил огромную гостиницу в «Бельвю» с террасами, откуда открывался вид на Париж, в комнатах которой могла разместиться тысяча детей. Танцовщица приняла это предложение. Она ежедневно занималась со своими воспитанницами, а в конце лета детей отправили на летний отдых в Англию.
Когда все уехали, дом сильно опустел, и вскоре началась война. Своего сына Айседора родила в пустом доме под барабанный бой, сообщавший о мобилизации. Но малыш прожил совсем недолго.
Гостиницу, в которой жила Дункан она отдала под военный госпиталь. Все барельефы, занавеси и украшения были сняты без ведома хозяйки, а на их место повесили распятия. «Мой храм искусства превратился в Голгофу, в бойню, полную кровавых ран и смерти».
Когда война настигла Англию, Зингер отправил всех воспитанниц школы в Америку, а с ними Августина и Елизавету, брата и сестру Айседоры. Через некоторое время танцовщица тоже к ним присоединилась.
Дункан поражало равнодушие Американцев к войне, свирепствующей в Европе. В то время Нью-Йорк был охвачен безумием джаза. «Мужчины и дамы лучшего общества, как старые, так и молодые, проводили время в огромных салонах гостиниц, танцуя фокстрот под варварское тявканье и вопли негритянского оркестра». Дункан не раз исполняла в Америке революционную «Марсельезу», пока ей не запретили ее танцевать. Уезжая в Европу со своими воспитанницами, они все же спели революционный гимн, размахивая маленькими французскими флажками, когда пароход отходил от причала.
Будучи в Европе, содержать школу в военное время не было никакой возможности. Айседора снова уехала на контракт в Америку, теперь уже в Южную. Но через пару дней ее импресарио расторгнул контракт, из-за, нашумевшего на весь Буэнос-Айрес, посещения танцовщицей студенческого кабаре. Оставшись только со своим пианистом, танцовщица добралась до Рио-де-Жанейро, где публика ее очень хорошо принимала. Вернувшись в Нью-Йорк, Дункан удивительным образом встретила там Зингера, который был очень рад встрече. И вновь Айседора решила, чтобы ее воспитанницы пересекли Атлантический океан и приехали к ней в Америку. Зингер в свою очередь помог материально. Но было уже поздно, учениц младшего возраста родители разобрали по домам. Это очень огорчило Айседору, но все же ее брат и старшие воспитанницы приехали к ней. Зингер, не смотря на военное время, делал все для устройства школы в Америке, а Айседора продолжала на каждом из своих выступлений танцевать «Марсельезу». Когда стало известно о русской революции, танцовщица с особенной страстью исполнила «Славянский марш» в своей красной тунике. Эти выступления беспокоили Зингера, ведь их идея угрожала школе, в том виде, каком он себе ее представлял, а тем более его миллионам.
Окончательной точкой в отношениях Дункан и Зингера стало танго апешей, которому Айседора пыталась научить одного юношу на празднике, устроенном в честь нее. Зингер бросил танцовщицу совсем без средств, и даже оставил неоплаченный счет в гостинице. Айседоре пришлось заложить брильянтовое ожерелье, подаренное им накануне. На деньги, вырученные от его подарков, Айседора беспечно прожила все лето, а после уехала на гастроли в Калифорнию.
Спустя двадцать два года Дункан первый раз приехала в свой родной город, и встретилась с матерью, которую не видела несколько лет. Но на родине Айседору совсем не поддерживали в ее желании создать школу в Сан-Франциско, тем более тут было уже множество ее подражателей и школ, устроенных по ее принципу, но совсем не понимающих сущности ее искусства.
Понимая, что помощи ждать не стоит, танцовщица отправилась в Париж, чтобы продать свое имущество и выручить денег для создания школы. Военные дни в Париже для Айседоры проходили уныло и монотонно, пока она не встретила пианиста Вальтера Руммеля. Летом они вдвоем уехали на юг Франции и поселились в маленькой гостинице, где были в полном уединении.
После окончания войны Айседора вновь загорелась идеей школы, вызвала своих воспитанниц из Америки и поехала с ними и своим возлюбленным в Грецию. Но Вальтер Руммель влюбился в одну из старших учениц. Дункан впервые испытывала такую безумную ревность. Она не могла выгнать из школы свою ученицу и не могла спокойно смотреть на эту, изо дня в день растущую любовь. И все же ей приходилось молча переживать все свои внутренние страсти. Но вскоре, из-за политических соображений основание школы в Греции стало невозможным, и они вернулись в Париж. Пианист вместе с воспитанницей покинул Айседору. И в момент полного одиночества и отчаяния танцовщица получила телеграмму от советского правительства с приглашением в Москву для организации ее школы. Дункан была готова на переезд в коммунистическую Россию. «Прощай, Старый Мир! Привет тебе, Мир Новый!», - писала Айседора в своей автобиографии.
Приехав в Москву, Айседора Дункан некоторое время жила в квартире Гельцер, пока та была на гастролях, но вскоре ей предоставили особняк на Пречистенке. Этот дом раньше принадлежал балерине Балашовой и был украшен золотыми колоннами и бронзовыми барельефами, что совсем не нравилось Айседоре. Она, как всегда, завесила стены голубой тканью, закрыла люстры и прочие светильники теплых оттенков платками, чтобы свет стал мягче. Правительство советской России обещало Дункан помощь в организации школы и планировало набрать тысячу детей. Айседору даже немного пугало такое количество и она взяла с собой свою старшую и самую преданную воспитанницу Ирму, чтобы та помогала ей. Но по приезду танцовщица не получила обещанной помощи. Было трудно найти помещение для занятий, залы в Москве не отапливались. Организация школы шла не так быстро, как хотелось бы танцовщице, но все же набрали сто пятьдесят детей, вместо тысячи. А позже из них оставили лишь сорок, для содержания большего количества не было средств и не было достаточно большого зала.
Первое выступление Дункан в Москве состоялось 7 ноября 1921-го года на сцене Большого театра в день празднования четвертой годовщины Октября. Программа началась Славянским маршем, и после его окончания, в бывшей императорской ложе поднялся взволнованный Ленин и громко закричал: «Браво! Браво, мисс Дункан!» Дальше Айседора танцевала Шестую симфонию. Танцовщица двигалась удивительно легко, и это поражало не меньше, чем выразительность жестов и движений. Завершила свое выступление Дункан «Интернационалом», который она со своими воспитанницами специально подготовили к этому концерту.
На вечере, где собрались поэты и художники Москвы, и куда была приглашена Дункан, она встретилась с Есениным, и уже через несколько минут они стали неразлучны. Поэт не знал ни одного иностранного языка, а Айседора знала только несколько слов по-русски, но они сразу поняли друг друга и стали очень близки. Есенин переехал в дом Айседоры на Пречистенке, а через некоторое время, вопреки своим принципам, Дункан вышла замуж за поэта. Ей было сорок три года, ему – двадцать семь. Танцовщица сразу полюбила златовласого Есенина, он же не отдавался ей полностью. Постоянные сцены ревности тут же сменялись сценами любви. Нередко Айседоре приходилось терпеть ужасные оскорбления и иногда даже побои. Но она молча это сносила, думая лишь о том, как бы не потерять человека, которого полюбила настоящей, горячей, большой любовью. Есенин часто уходил от нее, но вскоре возвращался. В феврале танцовщице предложили дать несколько концертов в Ленинграде, и она взяла с собой Есенина. Остановились они в гостинице "Англетер", в одном из лучших номеров. Айседора оплачивала все расходы.
Как в Ленинграде, так и в Москве Есенин много пил и хулиганил. Все чаще он «бросал» Айседору. В жизни танцовщицы снова все пошло кувырком. Школу очень плохо спонсировали, едва отапливали, и вскоре ей стало ясно, что политическое воспитание молодежи играет в советской России гораздо большую роль, чем ритмо-физическая культура. После поездки в Ленинград Дункан решила поехать на некоторое время в Америку, а перед этим дать несколько концертов в Европе. Надо было заработать денег для содержания школы, да и отношения с Есениным требовали каких-либо перемен. Поэта она взяла с собой, ему были необходимы новые впечатления. Эта поездка и была одной из причин для заключения брака, иначе возникли бы проблемы при получении визы.
Максим Горький, который посетил Есениных в Берлине, записал свои впечатления: «Эта знаменитая женщина, приведшая в восторг тысячи эстетов, рядом с этим маленьким замечательным рязанским поэтом казалась совершенным олицетворением всего того, что ему не нужно...»
Въехали супруги в Америку все же с проблемами. Длительное пребывание Дункан в Советской России, и ее революционный настрой вызывали подозрения у Американского правительства. Их пустили только после расписки не исполнять «Интернационал». Первые спектакли прошли хорошо, но Айседора постоянно произносила революционные речи. В Бостоне ее выступление закончилось тем, что в партер была введена конная полиция. Турне прекратилось, но Айседора продолжала давать концерты в Нью-Йорке, из которых после двенадцати Дункан и Есенин оказывались в полиции. Кроме того еще одной причиной скандалов, устраиваемых Есениным было то, что иностранная публика воспринимала его, не как гениального поэта, а как молодого мужа известной танцовщицы.
Эта поездка закончилась тем, что Айседору лишили американского гражданства. Перед тем как вернуться в Россию супруги еще некоторое время провели в Европе, где тоже было не все гладко. В Москве Дункан пробыла совсем немного и отправилась на гастроли по Югу России, на этот раз без Есенина. В Ялте она получила телеграмму: «Я люблю другую. Женат. Счастлив. Есенин». «Теперь все кончено...», - повторяла Айседора. Но они еще виделись несколько раз в Москве, после чего Есенин окончательно пропал. После разрыва с Сергеем, Айседора замкнулась в себе и полностью ушла в работу.
Осенью 1924 года танцовщица решила ненадолго слетать в Берлин и дать там несколько концертов. Но больше в Россию она так и не вернулась. Будучи в Париже Айседора получила телеграмму, сообщающую о самоубийстве Есенина.
Последним возлюбленным Айседоры стал в Ницце молодой русский пианист Виктор Серов. Ей было далеко за 40, ему - 25. С ним танцовщица могла говорить не только о музыке, но и о России, обо всем, что пережила там. В то же время ее мучило отчаяние, бессильная ревность, неуверенность в его отношении к ней, страх надвигающейся старости, усталость и тоска. Она даже пыталась покончить с собой, хотя и неудачно. И все же злой рок преследовал Дункан. Машины, на которых она путешествовала, часто ломались, и как ее дети, так и она погибла от автомобиля. 14 сентября 1927 года в Ницце танцовщица села в гоночную машину «Бугатти» и обернула вокруг шеи длинный шарф, не заметив, что конец его свешивается позади автомобиля. «Прощайте, друзья, я иду к славе!», - это были ее последние слова. Автомобиль тронулся, и длинный шарф намотался на колесо и вмиг задушил Айседору.
Дункан похоронили в Париже, на кладбище Пер-Лашез рядом с ее матерью и детьми.
В 1925 школа, основанная Дункан в России, была лишена государственного финансирования, тем не менее, школа и студия просуществовали до 1949 года. После отъезда Дункан студией руководила её приёмная дочь Ирма. Однако Дункан не создала профессиональной танцевальной системы, следствием этого было отсутствие системы педагогических приемов, техники танца, что стало причиной недолговечности её студии. Школа была закрыта по идеологическим соображениям, как пропагандирующая «болезненное, декадентское искусство, завезенное в нашу страну из Америки».
*
..texts
http://idvm.narod.ru
http://troul.narod.ru/center.htm
http://idvm.chat.ru
..index