isadora duncan virtual museum
end ` texts `` english ` русский
*
Виталий Вульф
Айседора Дункан. Однажды завоеванная,
желала принадлежать лишь победителю
[Отрывок из книги Виталия Вульфа «Женщины, изменившие мир»]
Айседора Дункан, 1909 год. Айседора Дункан, 1909 год. © / Mo / flickr.com
Айседора Дункан — одно из тех исключительных явлений в истории культуры, после которых остается лишь легенда, армия подражателей и ничего того, что могло бы подтвердить потомкам — да, она была гениальна! Ее танец был уникальным слепком ее собственной натуры, где стремление к свободе сочеталось с непреодолимой жаждой любви, а необходимость постоянного обновления — с верностью себе и своему сердцу. Ее личная жизнь была таким ярким фейерверком страстей, что даже сама Айседора нередко слепла от вспышек…
В автобиографии Айседора писала: «Характер ребенка определен уже в утробе матери. Перед моим рождением мать переживала трагедию. Она ничего не могла есть, кроме устриц, которые запивала ледяным шампанским. Если меня спрашивают, когда я начала танцевать, я отвечаю — в утробе матери. Возможно, из-за устриц и шампанского». Трагедия была в том, что отец Айседоры, банкир из Сан-Франциско Джозеф Дункан, обанкротился и сбежал, оставив жену Мэри Дору и детей на произвол судьбы. Так что, когда в мае 1877 года на свет появилась маленькая Дора Анджела Дункан, все были уверены, что в жизни ее не ожидает ничего хорошего.
Мэри Дора с достоинством справлялась со всеми несчастьями. Она зарабатывала на жизнь уроками музыки, а в свободное время учила детей всему, что знала и любила: ее дети — дочери Мэри Элизабет и Дора и сыновья Августин и Раймон — прекрасно разбирались в мук знаниям. Их несчастье теснее сплотило их, выковав из семьи Дункан настоящих единомышленников, а бедность лишь заставляла жалеть богатых, которые, по их мнению, слишком много думают о совершенно ненужных вещах. Сама Дора прекрасно знала, что ей надо: она хотела быть счастливой, и она хотела танцевать.
Танцевать она начала еще до того, как научилась ходить: стоило матери сесть за рояль, как маленькая Дора кружилась и взмахивала руками рядом, поражая родных врожденной грацией и необычностью движений. Со временем танец — как состояние души, как образ жизни, — стал занимать ее всю. В школе, куда Дору отдали в пять лет (прибавив два года), она не была счастлива: суровая дисциплина угнетала ее вольнолюбивый дух, а излишние, по ее мнению, науки лишь отнимали время и силы. Так что в десять лет Айседора бросила учебу — и открыла вместе с сестрой платную школу танцев для соседских детей. Правда, Айседора продолжала усердно заниматься самообразованием — особенно ее интересовали античная история и культура: в книгах о Древней Греции она черпала вдохновение. В школе танцев двенадцатилетняя Айседора встретила свою первую любовь — красивого юношу Вернона. Через два года любовь закончилась: Вернон женился и навсегда уехал из Сан-Франциско. Через много лет Айседора вспоминала: «Я была тогда безумно влюблена и полагаю, что с тех пор никогда не переставала быть безумно влюбленной».
Дунканы переехали в Чикаго. Здесь Айседора поначалу попыталась пристроиться в какую-нибудь из многочисленных балетных студий, но нигде не прижилась: она в принципе отвергала школу классического балета с его заученными регламентированными движениями, вместо занятий объясняя учителям о воем стремлении к импровизации и свободному танцу.
Она считала, что танец должен быть естественным продолжением человеческого движения, отражать эмоции и характер исполнителя, импульсом для появления танца должен стать язык души — а ей предлагали, по ее мнению, ненатуральные позы и движения, в которых не было ни смысла, ни души.
Ради денег ей пришлось подрабатывать эротическими танцами в ночных клубах. Особенно она любила кафе «Богема» — здесь собирались мелкие актеры, начинающие писатели, бедные художники… Здесь Айседора чувствовала себя своей, ее импровизации принимались на ура. Особенно горячо аплодировал начинающей танцовщице рыжий художник Иван Мироцкий, польский эмигрант: в сорок пять лет он влюбился в Айседору, как только способен влюбиться пожилой неудачник в юную, наивную девушку.
Однажды, когда они гуляли по лесу, Иван попросил Айседору о поцелуе — и она согласилась: при условии, что они поженятся. Несколько месяцев продолжался этот странный роман, полный наивных поцелуев и неутоленной страсти, была уже назначена дата венчания — как вдруг выяснилось, что у Мироцкого в Польше осталась жена. Свадьба расстроилась, оставив в душе Айседоры легкие сожаления о несбыточном и укрепившееся решение никогда не выходить замуж.
Отчаявшись добиться успеха на родине, в 1899 году Дунканы собрались в Европу: собранных с огромным трудом денег хватило лишь на места в трюме корабля, на котором перевозили скот. В Лондоне надо было все начинать с нуля, и Айседора долго ломала голову, как ей наиболее выгодно преподнести себя английской публике. Ниша эротических танцев уже была занята Мата Хари и ее подражательницами, просто импровизации под классическую музыку здесь, в стране с устоявшимися балетными традициями, отвергали еще более яростно, чем в Америке. И Айседора нашла выход: она связала свои танцы с Древней Грецией, возведя происхождение своих движений к античным статуям и изображениям на вазах. Проводя долгие часы в Британском музее, Айседора оттачивала свои позы, добиваясь не только полного сходства с античными оригиналами, но и подчинения их логике той музыки, под которую она танцевала, — произведениям Шопена, Бетховена, Штрауса, Мендельсона… Благодаря знаменитой актрисе Патрик Кэмпбелл, которая случайно увидела танцы Айседоры на улице, молодая американка получила приглашения в великосветские салоны — и уже первые выступления принесли Айседоре успех. Она танцевала в легкой свободной тунике, босой, и ее танец провозглашал свободу не только тела, но и духа. Правда, мало кто знал, что босые ноги, ставшие главной чертой образа Айседоры, появились случайно: однажды перед выступлением Айседора так волновалась, что пролила на свои «греческие» сандалии бокал ви на (перед выходом на сце ну Айседора традиционно выпивала бокал шампанского). Танцевать в них было невозможно — они не только благоухали спиртом, но и скользили. Деваться было некуда — и Айседора вышла на сцену босой. Публика была в таком восторге от новаторской идеи танцовщицы, что с тех пор она танцевала только босиком. Так она и вошла в историю — «божественной босоножкой».
Но Айседора уделяла время не только танцам — молодая красавица покорила сердца сразу двух поклонников: пятидесятилетнего художника Чарльза Галле и молодого поэта Дугласа Эйнсли. Галле учил Айседору французскому и хорошим манерам и искренне недоумевал, как она может проводить время с прыщавым юнцом Эйнсли, а Дуглас ночи напролет читал ей стихи — и так же искренне удивлялся, что Айседора находит в старикашке Галле. Она же любила их одинаково — как братьев по искусству: по-другому она тогда не умела и не хотела.
Увы, танцы в лондонских салонах принесли Айседоре Дункан первую славу, но так и не принесли денег: светские дамы искренне считали, что, если они позволили бедной американке выступать перед титулованными особами, тем самым оказали ей огромную честь, которая дороже любых денег. Больше года такой жизни Айседора не выдержала, и снова решила уехать — на этот раз в Париж, где всегда приветствовали любое новое искусство, особенно если его проповедовала хорошенькая молодая девушка.
В Париже Айседора сразу же стала местной знаменитостью: на ее выступления стекались толпы народа, а потом поклонники окружали ее плотным кольцом. Сам знаменитый скульптор Огюст Роден проводил с Айседорой вечера, восхищаясь ее телом и ее мыслями о новом танце — свободном от ограничений, от догм, от правил… Но она выбрала писателя Андре Бонье — низкорослый, круглолобый, он покорил Айседору не красотой, но широчайшей образованностью и искрометным умом. Однажды ночью она решилась превратить их дружбу в нечто большее: купила шампанского, надела прозрачный хитон и пригласила Бонье в спальню, где танцевала для него… пока он внезапно не ушел, сославшись на срочные дела. Айседора была в отчаянии — лишь много лет спустя она поняла, что у нее не было шанса: Бонье просто не любил женщин.
Первым любовником Айседоры стал венгерский актер Оскар Бережи, с которым она познакомилась на гастролях в Будапеште. Любовь поразила их с первого взгляда, и уже через несколько дней они уединились, чтобы сутки без перерыва заниматься любовью, — на следующий день Айседора едва могла танцевать от усталости. Оскар был молод, талантлив, романтичен — в автобиографии Айседоры он остался под прозвищем «Ромео» — и непостоянен: уже через пару месяцев бывшие влюбленные расстались. Пережив тяжелую депрессию, Айседора продолжала танцевать: теперь у ее ног были Вена и эрцгерцог Фердинанд, Мюнхен и восторженные студенты, которые после спектакля выпрягали лошадей из ее кареты, чтобы самим отвезти Айседору к отелю, Берлин и толпы поклонников, разрывавших на ленточки ее платья и шали: однажды ей пришлось возвращаться из ресторана, завернувшись в скатерть. Она стала настоящей знаменитостью — о ней писали все европейские газеты, сотни влюбленных забрасывали ее письмами, а женщины, глядя на свободные костюмы Айседоры, так не похожие на узкие жесткие платья тех лет, потихоньку начинали задумываться о том, чтобы по ее примеру скинуть ненавистный корсет и неудобные ботинки. Первым это веяние подхватил знаменитый Поль Пуаре — не без влияния «греческих танцев» Айседоры Дункан он предложил своим клиенткам знаменитые пеплосы, туники и платья-рубашки, к которым не надо было надевать корсет. Такое свое образное «сотрудничество идей» кутюрье и танцовщицы через несколько лет пришло к логическому итогу — Айседора стала постоянной клиенткой Пуаре, не только заказывая у него новые платья, но и снабжая новыми идеями.
В 1903 году Айседора прервала свое весьма успешное турне по Германии: она не просто устала от постоянных выступлений, но ей хотелось, наконец, самой прикоснуться к истокам своего искусства. Всей семьей Дунканы отправились в Грецию: виды античных развалин привели их в такой восторг, что было немедленно решено купить землю и выстроить на ней дом-храм в древнегреческом духе. У Айседоры хватило денег на покупку участка на вершине холма Капанос, неподалеку от Афин: строительство велось несколько лет, но, увы, — так и не было завершено. От восторга Дунканы не заметили, что на Капаносе нет ни воды, ни подходящих стройматериалов…
Из Греции Айседора вернулась в Вену в сопровождении хора мальчиков — их присутствие на сцене должно было знаменовать возвращение к традициям древнегреческого хора. Однако скоро мальчиков пришлось вернуть на родину: в Вене они так быстро повзрослели (во всех смыслах этого слова), что оставлять их дальше становилось просто опасным. Устав от хлопот с мальчиками, Айседора через некоторое время основала в Грюневальде под Берлином танцевальную школу, куда брала исключительно девочек От греческой культуры Айседора перешла к изучению немецкой философии: она всерьез собиралась переложить труды Шопенгауэра на язык танца, под влиянием Ницше написала книгу «Танец будущего», а увлечение Вагнером в конце концов привело ее в Байрейт, в театр Вагнера, где она, по просьбе вдовы композитора Козимы Вагнер, репетировала танцевальную партию для выступления в опере «Тангей-зер». Правда, снова не обошлось без происшествий: сначала в нее влюбился искусствовед Генрик Тоде (кстати, женатый), который часами простаивал под ее окнами. А перед самым спектаклем разразился скандал: очень короткая прозрачная т уника, в которой собиралась выступить Айседора, привела в смятение фрау Вагнер и остальных участников оперы. Козима даже прислала Айседоре длинную рубашку, в которой той следовало танцевать, но Айседора отказалась: «Запомните, через некоторое время все ваши вакханки станут одеваться, как я сейчас!» Она оказалась права: уже через несколько лет «босоножки» в полупрозрачных туниках (а то и вовсе без них) заполонили сцены по обе стороны Атлантики, неся в массы идеи Айседоры, — правда, по утверждению самой Дункан, потеряв при этом не только дух ее танца, но и свою совесть. Сама Айседора тоже со временем стала танцевать обнаженной — но в ее танце, как она утверждала, царил не дух эротики, а гимн естественной красоте тела, в нем был не призыв к похоти, а отражение грядущей свободы духа и плоти. Сама Дункан писала: «Если мое искусство символично, то символ этот — только один: свобода женщины и эмансипация ее от закосневших условностей, которые лежат в основе пуританства».
А в жизнь Айседоры вошла новая любовь. Хотя «вошла» — это слишком мягко сказано: однажды декабрьским вечером после спектакля к ней в гримерку буквально ворвался молодой темноволосый мужчина, который с порога закричал на Айседору: «Вы! Вы поразительны, вы необыкновенны! Вы украли мои идеи! Вы украли мои декорации!» Айседора пыталась объяснить, что ее задник — неизменный голубой занавес — она придумала сама еще в ранней юности, но мужчина уже ушел… Айседоре объяснили: это был знаменитый английский актер Гордон Крэг, сын великой актрисы Элен Терри. Правда, в последнее время он уже не играет на сцене, а пробует себя как художник, режиссер и сценограф, делает совершенно невообразимые декорации и бредит реформой театра. Айседора немедленно почувствовала, что с этим человеком ее связывает гораздо большее, чем одна случайная встреча, — и она оказалась права.
Уже через несколько дней они встретились снова — случайно столкнувшись на улице, они много часов бродили по Берлину, пока не оказались в студии Крэга. Едва за ними закрылась дверь, они бросились друг другу в объятия… Гордон все время повторял: «Ты — моя сестра!», и это не было простыми словами: уже в тот первый вечер они поняли, что связавшая их воедино любовь — лишь проявление той общности, того родства душ, которое бывает, кажется, лишь у близнецов. Айседора писала об этом: «Мы горели одним огнем, как два слившихся языка пламени. Наконец я нашла своего друга, свою любовь, себя самое! Но нас было не двое, мы сливались в одно целое… Это было не соединение мужчины с женщиной, а встреча двух душ-близнецов».
Они любили друг друга две недели, прерываясь лишь на сон и скудную трапезу. Все это время полиция была уверена, что речь идет о похищении с целью выкупа, мать Айседоры и ее импресарио безуспешно прочесывали город в поисках пропавшей танцовщицы… В конце концов они дали объявление в газету: «Госпожа Дункан, из-за приступа тонзиллита, временно отменяет свои выступления».
Когда Айседора наконец вышла из своего любовного плена, Берлин был уже полон слухов и сплетен о ее загадочном тонзиллите и методах его лечения: как ни странно, слухи были близки к истине, хотя оказались — редкий случай — гораздо бледнее правды. Газеты не стесняясь обвиняли Айседору в неподобающем поведении, а берлинские дамы-патронессы основанной Айседорой детской танцевальной школы составили недвусмысленное послание, в котором заявляли, что мисс Дункан имеет весьма слабые представления о морали, в связи с чем они отказываются иметь с ней дело… Под посланием стояла и подпись сестры Айседоры — Элизабет. Она, как и их мать, весьма не одобряла и поведение Айседоры, и ее выбор: Крэг славился на всю Европу не только своим талантом и революционными идеями, но и любовными похождениями — несколько лет назад он бросил жену с четырьмя детьми ради любовницы, а потом оставил и любовницу ради другой!
После России были гастроли в США, где на ее выступление пришел сам президент Теодор Рузвельт...
Но Айседора не обращала на злые языки никакого внимания. Для нее любить было так же естественно, как дышать, и желание любви было почти таким же сильным, как желание танцевать. В Гордоне Крэге Айседора нашла, казалось, все, что ей было нужно: красоту, перед которой она преклонялась, ум, который она ценила, огромный талант, которым она восхищалась, и главное — понимание и трепет перед ее собственным талантом. Они с упоением обсуждали их общее будущее, и смелые планы реформирования старого искусства сочетались в их беседах с проектами совместных спектаклей, а обсуждение программы ее гастролей — с его мечтами о выставках и декорациях к новым спектаклям. Правда, пока Крэгу не спешили предлагать работу — как не считающийся с авторитетами скандалист, он был известен не меньше, чем талантливый актер и режиссер, так что с деньгами у него было туго. Айседора взяла его в свою труппу администратором и от большой любви закрывала глаза на то, что Крэг практически не занимается делами, а лишь пишет или рисует — ведь рисовал он ее и его стихи были о ней. Они объездили пол-Европы, и везде ее принимали с восторгом… а его — лишь с интересом. Айседора, свято уверенная в гениальности Крэга, рекомендовала его режиссерам и антрепренерам, помогла в организации выставок его рисунков, а в один прекрасный момент объявила ему, что ждет ребенка. Правда, его реакция была не такой, как ожидала счастливая Айседора: у него уже было восемь детей, и радости отцовства давно ему надоели. А подумала ли она, что будет с ее фигурой, с ее карьерой?
Айседора подумала. Ей были нужны деньги — для школы, для семьи, для самого Гордона… Она танцевала, пока могла — гастроли в России, Германии, Англии, — а 24 сентября 1906 года у нее роди лась дочь, которую назвали ирландским именем Дейдре, что в переводе означает «печаль».
После тяжелых родов Айседора написала: «Кто придумал, что женщина должна рожать в муках? Я не хочу слышать ни о каких женских общественных движениях до тех пор, пока кто-нибудь не додумается, как сделать роды безболезненными».
Почти сразу после рождения дочери Крэг уехал во Флоренцию — Айседора все же убедила свою подругу Элеонору Дузе пригласить Крэга для оформления спектакля. Крэг и Дузе моментально разругались, спектакль ока зался провальным…
Крэг впал в меланхолию, и Айседоре становилось все труднее и труднее его отвлекать от мрачных мыслей. Он, как всякий гениальный художник, чрезвычайно болезненно переживал свой неуспех, особенно заметный на фоне постоянных триумфов Айседоры. Постепенно ее искусство, перед которым он еще недавно преклонялся, начало его раздражать. «Почему ты хочешь появляться на сцене и размахивать руками? — спрашивал он ее. — Почему бы тебе не остаться дома и не точить мне карандаши?»
Постоянные ссоры и непонимание делали свое дело: без Крэга Айседора не могла, но не могла она и рядом с ним. Его амбиции и талант, ее любовь и искусство поставили ее перед выбором: или он, или ее танец. Сам он свой выбор давно сделал. Она мучилась еще несколько месяцев, пока в очередной раз не поняла: ее танец превыше всего, ибо искусство вечно, а любовь вечной не бывает.
Короткое утешение принесли Айседоре гастроли в России, во время которых она подружилась с Анной Павловой и встречалась со Станиславским. С великим режиссером Айседора познакомилась еще в 1905 году, во время первых гастролей, и даже, как она позже вспоминала, между ними был небольшой роман, закончившийся весьма смешной сценой: когда она однажды поцеловала его в губы, «у него был страшно удивленный вид… он, глядя на меня, с ужасом воскликнул: "Но что же мы будем делать с ребенком?" — "Каким ребенком?" — поинтересовалась я. "Нашим, конечно"». Я расхохоталась, а он посмотрел на меня с грустью и ушел».
Правда, актер МХТа Иван Москвин вспоминал, что Айседора искренне пыталась увлечь Станиславского не только своим искусством, но и своим телом, а режиссер, не желая портить отношений с Дункан, на все встречи приходил исключительно в сопровождении своей жены, так что у Айседоры ничего не вышло…
После России были гастроли в США, где на ее выступление пришел сам президент Теодор Рузвельт, а затем еще один тур по Франции. Удивительным был не только безоговорочный успех, но и то, как мало денег после гастролей оставалось у Айседоры. Она, словно вознаграждая себя за нищее детство, вела весьма расточительный образ жизни, к тому же ей постоянно требовались деньги на строительство в Капаносе и на содержание танцевальной школы в Берлине. Поэтому появление в ее жизни Париса Юджина Зингера было воспринято ею как Божий Промысел: молодой красивый Парис, оставшийся в ее воспоминаниях как Лоэнгрин, не только имел многомиллионное состояние, доставшееся ему от его отца — знаменитого фабриканта швейных машин, — но и готов был тратить его на поддержание танцевальной школы Айседоры. Он перевез обучающихся там детей во Францию, он заботился о самой Айседоре и ее дочери, — так что нет ничего удивительного в том, что уже через пару месяцев они стали любовниками. Парис повез Айседору и Дейдре в круиз по Средиземному морю, завалил обеих подарками, окружил нежнейшей заботой. Парис привил Айседоре вкус к изысканным ужинам и нарядам от Поля Пуаре и других кутюрье, сшитых по ее собственным эскизам, он как родную полюбил ее дочь — и даже был готов жениться на Айседоре. Правда, она отказалась: свобода для нее была гораздо важнее возможности стать миссис Зингер. И все же это были самые счастливые годы в ее жизни — а когда 1 мая 1910 года у Айседоры родился сын Патрик Огастес Дункан (на этот раз роды, благодаря деньгам Париса, прошли безболезненно), ее счастью не было предела.
А вот Парис страдал: казалось, его любимая женщина ускользала от него. Он уже понял, что ее нельзя купить, ее можно лишь завоевать — но и однажды завоеванная, она не желала принадлежать лишь победителю. Словно в отместку за то, что он ввел ее в высший парижский свет, Айседора начинала вести себя, как самая отъявленная представительница богемы — она отчаянно флиртовала, ее поведение было на грани приличий, а танцы — на грани риска. Она изменяла Парису даже в его собственном замке. Все чаще и чаще между Парисом и Айседорой вспыхивали ссоры, которые заканчивались сначала короткими, а потом и длительными расставаниями: она уезжала на гастроли, он — в деловые поездки. Айседора любила Париса, но он был слишком ревнив, слишком избалован и слишком консервативен для того, чтобы она могла забыть всю свою жизнь ради него одного.
В январе 1913 года, когда она снова была в России, Айседору начали преследовать страшные видения: похоронный марш, детские гробы в снегу, предчувствие смерти… Айседора срочно покинула Россию и вместе с детьми прибыла в
Версаль. Парис в это время был в Париже и попросил Айседору с детьми приехать к нему. Айседора была счастлива — она была уверена: отныне все будет хорошо. После встречи детей с гувернанткой отправили в Версаль — Айседора помахала им рукой… По дороге на набережной Сены автомобиль заглох. Шофер вышел из машины, чтобы завести мотор, — и тут автомобиль начал движение. Ручку дверцы заклинило. Машина пробила заграждение и упала в воду. Когда машину подняли, все пассажиры были мертвы… Вспоминают, что мертвая Дейдре обнимала Патрика, словно стараясь защитить его, — ее руки еле разомкнули…
Парижане усыпали белыми цветами весь сад у ее дома, сочувствующие толпами стояли у ограды. На похоронах Айседора не плакала. Ее горе было столь сильным, что слезы не могли облегчить его: она была на грани помешательства. Она умоляла Париса подарить ей нового ребенка, чтобы найти в нем утешение, но он лишь в ужасе отказался — они горевали слишком по-разному, чтобы могли обрести успокоение друг в друге… Элеонора Дузе пригласила ее к себе, но и в Италии Айседора не смогла успокоиться. Однажды она увидела своих детей, купающихся в морских волнах — Айседора кинулась за ними и едва не утонула, пытаясь выловить из морских волн привидившихся детей, но ее спас молодой незнакомец. «Спасите меня, спасите мой рассудок, подарите мне ребенка!» — прошептала Айседора… Малыш, родившийся 1 августа 1914 года, прожил всего лишь несколько часов.
От потери детей она так никогда и не оправилась. Со временем у Айседоры появились приемные дочери — пять любимых учениц из школы в Грюневальде. Но ни Патрика, ни Дейдре они заменить не смогли…
Начавшаяся Первая мировая вой на превратила прежний спокойный европейский мир в руины, и Айседора оплакивала его, как и себя. Ей казалось, что мир вокруг рушится, и она гибнет вместе с ним. В помещении ее бывшей школы открыли госпиталь, а всех учениц Зингер перевез в Америку. Айседора почти не выступала, заменяя прежние репетиции алкоголем: циничные журналисты даже заменили ее фамилию на Drunken — «пьяная». Роман с врачом из госпиталя закончился болезненным разрывом, отъезд в Америку лишь отнял последние силы и принес полное разочарование. Ее танцы уже никому не были нужны — повсюду хватало «босоножек», которые и раздевались смелее, и танцевали не так «заумно»… Единственным светлым пятном был роман с самой знаменитой лесбиянкой того времени — Мерседес д'Акоста. Мерседес была нежной, понимающей, чуткой и ценила искусство Айседоры. Хотя их любовные отношения быстро закончились, переписка продолжалась всю жизнь Айседоры, а незадолго до своей смерти Дункан посвятила Мерседес целую любовную поэму.
Несколько лет прошли как в угаре — постоянные гастроли, попытки заработать, отчаяние и случайные любовные связи… Снова оказавшись в Нью-Йорке, она опять встретилась с Зингером — они вместе съездили на Кубу, но вскоре оба поняли, что их прежнее чувство невозможно вернуть и что расстаться было бы лучшим решением. Страстный роман с пианистом Вальтером Руммелем закончился фарсом — он так же страстно влюбился в одну из учениц Айседоры. Спасение — как и раньше, как и всегда в будущем — она нашла в работе.
В 1921 году комиссар просвещения Луначарский официально предложил Айседоре открыть в Москве свою школу танцев,
Весной 1922 года Айседора решила провезти Есенина по миру обещая всяческую поддержку. Айседора, которая горячо приветствовала и революцию, и рождение нового государства, с радостью согласилась. В поездке ее сопровождала приемная дочь Ирма Дункан, бывшая Ирма Эрих-Гримме, — одна из тех пяти удочеренных ею учениц, самая любимая из них. Перед отъездом знакомые наперебой отговаривали их, предсказывая всяческие ужасы: от группового изнасилования пограничниками до голодной смерти в разрушенной Москве. А одна гадалка предсказала Айседоре, что та выйдет в России замуж: Дункан только рассмеялась — она никогда не собиралась замуж!
Дункан приехала в Москву, одетая в белый атласный жилет с красным кантом и кожаную куртку, — этот костюм «а-ля большевик» от Поля Пуаре будет вскоре пользоваться бешеной популярностью. «Захваченная коммунистической идеологией, Айседора Дункан приехала в Москву. Малинововолосая, беспутная и печальная, чистая в мыслях, великодушная сердцем, осмеянная и загрязненная кутилами всех частей света и прозванная "Дунькой", в Москве она открыла школу пластики для пролетарских детей», — напишет о ней художник Юрий Анненков. Ей выделили особняк балерины Александры Балашовой на Пречистенке — по иронии судьбы, в Париже Балашова поселилась в бывшем особняке самой Дункан на Rue de la Pompe. Узнав об этом «обмене», Айседора назвала его «кадрилью».
В этом же особняке Дункан познакомилась с Сергеем Есениным: источники расходятся в описании подробностей того зимнего вечера, соглашаясь лишь в одном: это была странная, страстная, неоднозначная любовь с первого взгляда. Уже через несколько дней Есе нин переехал к Айседоре на Пре чи стенку. Ей было сорок три, а ему — двадцать семь, они общались через переводчика, у них все было разное — культура, воспитание, привычки… Даже любили друг друга они по-разному: Айседора видела в нем скорее сына, чем мужа, а он любил больше ее славу, чем ее саму. Когда Есенин впадал в буйство и истерики, она терпеливо выносила его брань и побои — так же, как потом его раскаяние и нежность. Многочисленные друзья Есенина беззастенчиво жили за ее счет, ее же во всеуслышание поливая грязью. Злые языки без устали проходились на их счет: частушка «Куда Есенина понес аэроплан? В Афины древние, к развалинам Дункан» была одной из самых безобидных. А она, впервые за несколько лет, была счастлива — страсть Есенина дарила ей новую молодость, новые надежды… Много лет спустя она напишет, что три года в России были счастливейшими в ее жизни.
Есенин обожал ее танцы — особенно с длинным красным шарфом, — называл Айседору «добрейшей душой», преклонялся перед ее образованностью и мировой славой — но при этом то пытался сбежать от нее, то устраивал бешеные сцены ревности. «У меня была страсть, большая страсть. Это длилось целый год», — признавался он в письме. Айседоре посвящено одно из самых знаменитых его стихов: «Сыпь, гармоника. Скука… Скука…», заканчивающееся пронзительным «Дорогая, я плачу, прости… прости…». К ней же обращены некоторые строфы его поэмы «Черный человек»: «… и какую-то женщину сорока с лишним лет / Называл скверной девочкой и своею милой…»
Весной 1922 года Айседора решила провезти Есенина по миру — ей нужны были деньги, ему — новые впечатления. Опасаясь бюрократических проблем, 2 мая 1922 года они поженились: в браке оба взяли себе фамилию Есенины-Дункан, а Айседора убавила себе в брачном свидетельстве несколько лет. Сбылось предсказание: она, всю жизнь боровшаяся за собственную свободу, в сорок пять лет вышла замуж…
Они побывали в Германии (где им пришлось повторить церемонию бракосочетания — советские документы не признавались в Европе), Франции, США. Есенин, переживавший, что его — великого поэта — воспринимают лишь как «молодого мужа знаменитости», очень нервничал, сильно пил, устраивал скандалы… Выступления Айседоры не имели успеха — американцы не разделяли ее симпатий к «коммунистической заразе». Публика была разгневана тем, что во время выступления Айседора пела «Интернационал» и призывно размахивала со сцены красным шарфом. В Индианаполисе мэр города заявил, что Айседора может быть арестована за свое поведение на сцене и за свой сценический костюм. К тому же Есенин все время ввергал ее в новые траты — новые костюмы, разбитые витрины, ужины для его друзей… Через несколько дней, 14 сентября 1927 года он презрительно писал: «Изидора прекраснейшая женщина, но врет не хуже Ваньки. Все ее банки и замки, о которых она нам пела в России, — вздор. Сидим без копеечки…»
Когда они вернулись в Россию, он остался в Москве, а она снова поехала на гастроли — на этот раз по югу России. В Ялте ее настигла телеграмма: «Я люблю другую. Женат. Счастлив. Есенин». Больше Айседору ничто не держало в Стране Советов. Оставив школу на Ирму, Айседора уехала во Францию.
Она словно пыталась нагнать потерянную молодость — случайные романы, скандалы с прессой, обвинявшей ее в коммунистической пропаганде, частые переезды, безденежье… Она начала писать мемуары, в которых словно спорила сама с собой — прежней, наивной… Весть о самоубийстве Есенина застала ее в Париже. Несмотря на все трудности их отношений, она заявила лишь: «Между мной и Есениным никогда не было ссор. Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием».
Последним возлюбленным Айседоры стал в Ницце молодой русский пианист Виктор Серов. С ним Айседора могла говорить не только о музыке, но и о России, обо всем, что пережила там… Ей было сорок девять, она готовила новую программу — и в то же время ее мучило отчаяние, бессильная ревность, страх надвигающейся старости, усталость и тоска… Она даже пыталась покончить с собой, хотя и неудачно. Как-то она в компании случайного знакомого — молодого итальянского механика Бенуа Фальчетто по прозвищу Бугатти — собралась на прогулку в его автомобиле. Ее старинная подруга Мэри Дести просила Айседору отложить поездку, но та ответила: «Я не отказалась бы от нее, даже зная, что она будет последней в моей жизни!»
Накинув на шею длинный красный шарф, Айседора села в машину. «Прощайте, друзья, я иду к славе!» Машина тронулась. Длинный шарф намотался концом на ось автомобиля. Через несколько мгновений Айседора Дункан была мертва.
Прах Айседоры захоронили на кладбище Пер-Лашез, рядом с ее матерью и детьми.
19/03/2010
Редакция сайта AIF.RU благодарит издательство ЭКСМО за предоставленный
отрывок
http://www.aif.ru/society/16969
*
«Женщины, изменившие мир»
Автор: Виталий Вульф
Издательство:
«Эксмо»
ISBN: 978-5-699-40941-9
Год выпуска: 2010
Страниц: 320
Тип
обложки: Твердый переплет
Книга Виталия Вульфа о семнадцати знаменитых представительницах прекрасного
пола. Актрисы и дизайнеры, певицы и художники; француженки, немки, американки,
русские... Имена многих из этих женщин входят в золотой фонд культуры XX
века. Им поклонялись, их любили и завидовали миллионы жителей планеты. О многих
из героинь в своих телевизионных программах рассказывал Виталий Вульф. Его
программу «Серебряный шар» телезрители смотрят уже два десятилетия. Теперь
выходит его книга, состоящая из 17-ти увлекательных рассказов о судьбах не
просто женщин, но богинь. Вот эти имена: Коко Шанель, Мэрилин Монро, Одри
Хепберн, Марлен Дитрих, Грета Гарбо, Эдит Пиаф, Мария Каллас, Гала Дали, Фрида
Кало, Айседора Дункан, Анна Павлова, Жаклин Кеннеди, принцесса Диана и Эвита
Перрон.
Изысканному слогу Виталия Вульфа соответствует стильное оформление
книги. Любители чтения, несомненно, оценят новинку, высокое качество полиграфии
и потрясающие фотографии делают ее по-настоящему памятным подарком, который
украсит собой домашнюю библиотеку. Коротко об авторе. Виталий Яковлевич Вульф,
заслуженный деятель искусств РФ, лауреат Национальной премии ТЭФИ, член Союза
писателей России, член Союза театральных деятелей РФ. 21 ноября 2007 года Вульф
назначен главным редактором радио «Культура» (ВГТРК).
http://www.youtube.com/watch?v=W_5trlJsLw0
http://anonymouse.org/cgi-bin/anon-www.cgi/http://www.rulit.net/author/vulf-vitalij
*
http://idvm.fo.ru
` http://idvm.ru.tf `
http://idvm.w.pw ` http://idvm.eu5.org `
http://idvm.chat.ru ` http://idvm.narod.ru `
http://idvm.ya.ru ` http://duncanmuseum.ru.tf `
http://duncan.boxmail.biz ` http://r812.eu5.org `
© open resource