*
Айседура
(Фантазия на тему последних дней жизни
Айседоры Дункан)
(драма в 4-х действиях)
Действующие лица:
Айседора — молодящаяся 50-летняя дама.
Ирма —
приемная дочь Айседоры, 30 лет.
Ристаев Сергей Александрович — князь, 35
лет.
Байданский Александр Васильевич — бывший полковник царской армии, 45
лет.
Терье — сержант полиции, 45 — 50 лет.
Мадам Ренард — светская дама,
40-45 лет.
Месье Ле Рат — редактор газеты, 40 лет.
Старуха
Дердри — дух
дочери Айседоры, 7 лет.
Патрик — дух сына Айседоры, 3 года.
Сергей — дух
Сергея Есенина.
Ученицы Айседоры
Девушка 1
Девушка 2
Действие 1
Все действия происходят во внутреннем дворике виллы Айседоры. Сентябрь 1927 года. Яблоневый сад (на арьерсцене); чуть справа от центра открытая беседка, в которой располагаются стол и пара шезлонгов; слева терраса, ограниченная невысокими перилами (чрез нее можно попасть в дом), рядом с террасой качели. На террасе мы видим рояль и граммофон на подставке. Вдалеке слышится лай собак, раздаётся звук полицейского свистка. Во дворике со стороны сада появляются затрепыхавшиеся Ристаев и Байданский в изящных костюмах. Оба они изрядно пьяны, пытаются отдышаться.
Ристаев. Кажется, оторвались.
Байданский. Наконец-то отстали. Давно так не бегал. Сердце сейчас из груди выпрыгнет.
Ристаев. Уф, вот ведь, камуфлет.
Байданский. Не говорите Сергей Александрович, первый день во Франции и
такое
приключенице на свою седеющую голову.
Ристаев. (Наклонившись). Однако, как я погляжу, вы в замечательной физической
форме,
Александр Васильевич.
Байданский. (Облокотившись о беседку и массируя рукой грудь). Не льстите,
князь. Мне
уже давно пора на свалку.
1
Ристаев. В таком случае вы прибыли по назначению. Ницца это
самый подходящий
городок для того, чтобы спокойно встретить старость. По мне,
так умереть здесь было бы
приятно.
Байданский. Согласен, комфортный городок. Только пока не получается
«спокойно».
Двенадцати часов не прошло, как пришвартовался пароход, а я уже
подрался и сбежал от
полиции. Это ж надо так… Ха-ха-ха! Боюсь, князь… Ха-ха!
Боюсь, что после моего
приезда здесь уже не будет так благодушно. (Заливается
смехом.) Ха-ха-ха!
Ристаев. Да уж, полковник, из России Вы уехали, а вот Россия из Вас… Это ж
надо
было… по голове… подносом… (Заливается смехом.) Ха-ха-ха!
Байданский. А Вы… Ха-ха! Затянули «Врагу не сдается наш гордый Варяг»…
Ха-ха!
Бедные французы, они наверное подумали, что русские… пришили их…
завоевывать…
(Еще сильнее, чем прежде, закатывается смехом.)Га-га-га!
Ристаев. При… при… причем пешком… (Держится за живот.) У-га-га-га!
Некоторое время Ристаев и Байданский, обнявшись, заливаются веселым гоготом.
Байданский. (Вытирая слезы от смеха, успокаиваясь). В самом деле, князь,
зачем же вы
этим «Варягом» раскрыли нашу национальную принадлежность? Мы так
прекрасно
слились с местной публикой.
Ристаев. (Становится серьезным). А чтобы неповадно было. Чтобы они здесь не
думали,
что теперь можно вот так, не боясь последствий, обидеть русского
человека.
Байданский. Но позвольте, я вас не совсем понимаю, князь. Мы всего лишь
заступились за
простую официантку перед хамоватым французиком, который все
время ее щипал…
Обычный мужской поступок…
Ристаев. Простую официантку? Вы считаете дочь фрейлины императрицы
Марии
Александровны простой официанткой?
Байданский. Не может быть?
Ристаев. Вы удивлены? Не удивляйтесь. Половина местных водителей
такси
представители некогда петербургского бомонда. Бывшие русские офицеры,
члены
дворянских собраний, графы, бароны, баронессы, глядя на которых в Гранд
Опера
парижская публика давилась слюной от зависти, сегодня моют посуду,
убирают со столов,
разносят еду, ремонтируют обувь…, а некоторые благородные
дамы не гнушаются и
торговать своим телом. И теперь эти французики: держатели
мелких кондитерских,
магазинчиков нижнего белья, ничтожных газетенок, скинули
с себя лицемерные маски и
подленько так мстят нам. И я их за это,
признаться…
Байданский. Презираете.
2
Ристаев. Ненавижу.
Байданский. За что же они мстят? Мы их не унижали, не завоёвывали,
наоборот,
восторгались культурой, говорили на их языке!, а как деньгами
сорили…
Ристаев. Вот. За это и мстят. Не умеют они жить как мы: широко, не
оглядываясь по
сторонам. Пить не умеют! Да и есть: лягушки, круасаны, суп
луковый… Мстить не умеют.
Так и норовят исподтишка, исподтишка. Слабые они
какие-то… Тщедушные.
Байданский. Наговариваете Вы на французов, Сергей Александрович.
Ристаев. Вот помяните мое слово, появится в Европе новый Наполеон, и вся
Европа лапки
вверх вскинет. И мушкетеры эти не исключение. Потому как не
смогут они тот же Париж
сжечь, как русские когда-то Москву. Поэтому силу духа
русского они варварством
называют. Не понимают они, как можно строить,
строить, а потом в раз все разрушить и в
глухой лес, на север, где, извините,
слюна до земли не долетает — в ледышку
превращается. Не укладывается у них
такое в голове, не понимают, страшатся, не
доверяют и исподтишка, исподтишка
норовят уколоть… И как, скажите, в таком случае по
морде не дать?
Байданский. Интересные выводы у Вас сложились за годы эмиграции.
(Язвительно.) В
Россию вернуться не хотите?
Ристаев. Хочу. После двух бутылок коньяка всегда… А после третьей никогда.
Байданский. (Достает из пиджака коньячную фляжку). Кстати, о коньяке, не желаете.
Ристаев. С удовольствием.
Байданский. Тогда доставайте из беседки шезлонги, а я яблочко сорву.
(Направляется к
саду, срывает яблоко.) Надеюсь, хозяева простят нам нашу
бесцеремонность.
Ристаев. (Выносит из беседки шезлонги, ставит их посредине). Думаю их нет
дома, иначе
здесь уже были бы жандармы.
Байданский. (Кидает яблоко Ристаеву). Хорошее место. Как Вы думаете,
кому
принадлежит сия вилла?
Оба усаживаются в шезлонги. Байданский поднимает фляжку, как бы
чокаясь,
отпивает, занюхивает яблоком, передает фляжку Ристаеву.
Ристаев. Судя по качелям, роялю и патефону на террасе, и этим шезлонгам здесь
живет
натура романтическая. Судя по тому, что мы до сих пор не обнаружены
прислугой или
парой бордосских догов - хозяева не богаты. Опять же патефон не
спрятан в доме – это
означает, что они доверчивы, а доверчивость свойственна
добрым людям. (Отпивает из
фляжки, передает ее Байданскому.) Ну а Вы, что
думаете?
3
Байданский. (Отпив из фляжки, возвращает Ристаеву). Мне так
хорошо… Яблоневый
сад, качели, тишина… Кажется, что я в России, в той самой,
которую мы с Вами
потеряли… Я бы предположил, что хозяин дома связан с
Россией, может эмигрант, но вряд
ли водитель такси или официантка могут
позволить себе такой дом.
Ристаев. Вот Вы смеётесь, Александр Васильевич, а тут ирония судьбы.
Нашим
эмигрантам впору кричать: «Пролетарии всех стран соединяйтесь!» Хи… За
Россию,
которую мы просрали!
Ристаев отпивает коньяк и передает фляжку Байданскому.
Байданский. За Россию, которая просрала нас.
Байданский допивает коньяк, бултыхает фляжку и, убедившись, что она
пустая,
бросает ее в сторону. Оба хорошо захмелели.
Ристаев. А не велика потеря. Золота… и всякого добра там еще на тысячу лет хватит.
Байданский. А люди?! Сикорский, Рахманинов, Куприн! Сто шестьдесят
философов!
Ильин! Как можно разбазаривать такое добро?!
Ристаев. (Закусывая яблоком). Всех видел, со всеми разговаривал. Куприн.
Рахманинов.
Сикорский… Ильин…, сто шестьдесят философов… Все денег просили.
(Вытягивает
руку, изображая нищего.) Подайте Христа ради. Ненавижу… Разговоры
наши
эмигрантские все одинаковые. Один Сикорский в своих облаках летает… и
денег просил
на этот, на пропеллер германский…, чудак о геликоптере каком-то
бредит…
Байданский. И Рахманинов?
Ристаев. Что Рахманинов?
Байданский. Просил.
Ристаев. Ну он вернул после первого же концерта. С процентами. А остальным
во…
(Поднимается, показывает фигу.) Кушайте господа… сто шестьдесят
философов… Все,
что могу… (Опускается на колено перед Байданским.) Вот Вы,
полковник, один ничего не
просите! За это вас всегда и уважал… За гордость.
Правильно, черт побери…
Правильно… (Поднимается.) Все трудности и невзгоды в
жизни нужно преодолевать с
высоко поднятой головой: будь то расстрел или
развод, сума или тюрьма. Гордость это
лучший из пороков! Даже на высшем суде
нужно брать ее с собой и не просить пощады!
Не надо бояться самому
приговорить себя к аду!
Байданский. (Поднимается, приобнимает Ристаева). В Вас, князь, говорит
Мартель,
молодость и свойственный ей максимализм. Когда мы виделись с Вами
последний раз я
был такого же возраста, что вы сейчас. Но я постарел. Стал
мудрее, да, теперь уж вы не
смейтесь — мудрее. Знаете во время революций и
войн люди быстро стареют и становятся
мудрее. Вы, кстати, тоже изменились…
Простите за прямоту, мне кажется, вы стали злее.
4
Ристаев. А с чего мне быть добрым? Я, по большому счету,
неудачник. Родину потерял,
титул здесь не имеет значения, деньги иссякли.
Десять лет впустую. Лучше бы остался
воевать с красными. А самое противное
то, что я свою Москву не сжег и на север не ушел.
Сижу в тепле и уюте.
Байданский. Неужели десять лет. Вы уехали в год октябрьского переворота.
Ристаев. Уехал? Сбежал, как заяц! Испугался. Думал, весь этот кошмар быстро
закончится.
Надеялся, выгонят большевиков…
Байданский. Другие выгонят…
Ристаев. Да… другие… Осуждаете?
Байданский. К черту. С какой стати? Может и мне надо было тогда, в
семнадцатом году,
драпануть, когда еще можно было вывезти капитал. А что,
поселился бы вот в таком
домике на берегу моря, ловил бы рыбу, пил бы вино,
играл бы в петанк… Чисто, уютно,
тепло – цивилизация. (Ежится.) Жуть.
Ристаев. Не переживайте, полковник. Здесь тоже можно выпить, душевно
поговорить,
расписать пулю, подраться, а хотите, устроим революцию.
Байданский. (Оглядывается). Нет, революцию я не хочу. Я хочу по-маленькому.
Ристаев. (Указывает в сад). Прошу. Я даже составлю Вам компанию.
Отходят к саду, справляют малую нужду.
Байданский (Запевает).:
Наверх, вы, товарищи, все по местам!
Последний
парад наступает! (Ристаев подхватывает.)
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!
Со стороны террасы появляется Ирма в запахнутом наспех халате, в руке
за рукоятку
она держит старинный мушкет. Ирма приглядывается к поющим,
осторожно
подкрадывается к ним.
Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
Наверх якоря подымают.
Готовые к бою орудия в ряд
На солнце зловеще сверкают
От пристани верной мы в битву уйдем,
Навстречу грозящей нам смерти,
За Родину в море открытом умрём,
Где ждут желтолицые черти…
5
Ирма. Руки вверх! А ну!
Байданский и Ристаев обрывают песню и задирают вверх руки, однако резко
их
опускают, придерживая брюки.
Ристаев. Просим прощения, мадам.
Ирма. Я сказала, руки вверх! И я не мадам, а мадмуазель.
Байданский и Ристаев спешно застегивают брюки, затем медленно поворачиваются.
Ристаев. Просим прощения, мадмуазель.
Байданский. Хорошенькая.
Ирма. Что вы здесь делаете?
Байданский. Мы пи… пи…
Ристаев. Не надо деталей, полковник.
Ирма. Вы воры, грабители?
Ристаев. Мы ни те, ни другие.
Байданский. Мы другие… Разрешите ручку…
Ирма. Не приближайтесь!
Ристаев. Мадмуазель, мы не грабители, поверьте.
Байданский. Что Вы в самом деле, поверьте.
Ирма. Я сейчас вызову полицию, они разберутся.
Ристаев. Зачем полицию? Не надо.
Байданский. От них так много шума и так мало толку.
Ристаев. Действительно, позвольте нам просто уйти.
Ирма. Вот еще. Хороша же я буду, если собственноручно отпущу воров.
Ристаев. Согласен, отпускать воров нельзя. Но мы честные и порядочные люди, у
Вас
ничего не брали. Мы просто арендовали на время вот эти шезлонги и
готовы
компенсировать стоимость аренды.
6
Пытается засунуть руку под пиджак.
Ирма. (Направляет мушкет на Ристаева). Но, но, но, не пытайтесь меня
обмануть, а то
кроме полиции придется вызывать и карету скорой помощи!
Ристаев. (Одергивает руку). В таком случае позвольте дать вам небольшой совет.
Ирма. Я не нуждаюсь в советах всяких там проходимцев.
Байданский. (Иронично). Вы проходимец, князь.
Ирма. «Князь», хорошая кличка для главаря шайки, но Вам бы больше подошла
«Окорок»,
как у Джона Сильвера.
Ристаев. В таком случае примите совет от опытного пирата… Положите
указательный
палец на курок вашего мушкета. Сам по себе он не выстрелит,
если, конечно, он вообще
стреляет.
Айседора. (Голос за сценой). Ирма, что происходит? (Появляется на террасе,
подходит к
Ирме.) С кем ты разговариваешь? Кто это?
Ирма. Я поймала воров! Посмотрите, какие рожи!
Айседора внимательно осматривает Кипринского и Ристаева, приближается к
ним, те
медленно опускают руки. Айседора прикасается к волосам Ристаева,
нежно касается его
лица, плеч.
Айседора. Как ваше имя?
Ристаев. Князь Ристаев, Сергей Александрович, к Вашим услугам, мадам.
Байданский. Полковник Байданский.
Айседора. (Поворачивается к Ирме, весело по-детски улыбается). Это русские, Ирма.
Ирма. Русские жулики.
Байданский. Мы не жулики, ну посмотрите на нас…
Ристаев. Мадам, я действительно князь, а мой друг, действительно, полковник.
Ирма. Их нужно обыскать, стащили теперь чего-нибудь…
Ристаев. Что у вас воровать, качели?
7
Айседора. Они говорят правду, Ирма. Посмотри на них, это просто
несчастные люди,
потерявшие родину.
Байданский. Вы очень проницательны, мадам… (Берет руку Айседоры для
поцелуя.)
Очень несчастен…, счастлив…, рад.
Айседора. Что же вы делаете в моем саду, господа?
Ристаев. (Перехватывает инициативу). Мадам, мы здесь исключительно ради Вас.
Мой
друг, боевой полковник, не далее, как утром вчерашнего дня прибыл в Ниццу
и, проезжая
мимо Вашего дома, увидел Вас в саду и… пропал. Весь день он
только и делал, что
говорил мне о «прекрасной незнакомке». И вот мы здесь —
без приглашения и
церемоний…
Байданский. Прошу прощения дамы. (Хватает за рукав Ристаева и отводит в
сторону.)
Князь, вы в своем уме? Это не смешно. К тому же и не солидно. Мы же
с Вами давно уже
не мальчишки для подобных авантюр…
Ристаев. Александр Васильевич, это единственный достойный выход из нашего
глупого
положения. Как ни как мы с Вами на чужой частной территории,
скрываемся от полиции,
подшофе, поем песни и… так далее. Если они вызовут
полицию, завтра на первых
страницах местных газетенок будут красоваться наши
физиономии. Вот это будет «не
солидно». Доверьтесь мне и побольше улыбайтесь,
они это любят…
Байданский. (Глуповато улыбается). Может Вы и правы… Но почему я влюбился в
эту
старуху? Мне Ирма больше понравилась…
Ирма. Сговариваются. Пальнуть что ли?
Айседора. Господа!
Байданский и Ристаев возвращаются к дамам.
Ристаев. Просим вас великодушно простить нас за данный конфуз. Мой друг
сделал мне
жесткое замечание за то, что я позволил так бесцеремонно раскрыть
его тайну. Грешен,
грешен: язык мой — враг мой.
Ирма. Вы русские очень странные люди. А вы двое еще и подозрительные.
Айседора. Ирма, не стоит обижать наших гостей.
Ирма. Незваных гостей.
Ристаев. Влюбленных гостей.
Ирма. Влюбленный гость, да еще незваный хуже гасконца.
8
Айседора. Ирма.
Раздается треньканье колокольчика.
Ирма. Кто там?!
Терье. (Голос из-за сцены). Мадмуазель Ирма, это сержант Терье!
Ристаев. О-о, да к вам гости.
Айседора. Ирма, впусти сержанта.
Ирма уходит вглубь сада.
А вам, господа, следует пройти в дом. Полагаю, сержанту не следует вас здесь видеть.
Ристаев. (Облегченно). Какая же вы мудрая… и красивая. Разрешите Вас обнять
и
поцеловать.
Байданский. Князь, князь…
Айседора. Скорее в дом, господа.
Байданский уводит Ристаева, который посылает Айседоре воздушные
поцелуи, через
террасу в дом. Со стороны сада входят Терье и Ирма.
Терье. (Ирме). Это хорошо, что у Вас есть оружие, но этим мушкетом, в наше
время,
можно напугать только воробьев и сюрреалистов.
Ирма. Я непременно приобрету что-нибудь более современное, вдруг
понадобится
застрелить Сальвадора Дали.
Терье. Советую револьвер типа «Бульдог», очень подойдет для Вашей милой
ручки.
(Айседоре.) Мадам Дункан, я прошу простить меня за столь поздний
визит. Мы
разыскиваем двух хулиганов, а один из свидетелей сказал, что видел,
как кто-то
перемахнул через вашу ограду.
Терье обходит территорию, принюхиваясь и присматриваясь, замечает пустую
фляжку
и поднимает ее.
Айседора. Сержант, я должна огорчить Вас, но кроме нас с Ирмой здесь никого нет.
Терье. Вы в этом уверены? (Указывает на фляжку.) Наверняка, это они обронили.
Айседора. Это наша фляга…, мы пили коньяк.
9
Ирма. (Выхватывает фляжку у Терье). Мы весь вечер находились
здесь и никого не
видели. Может Ваш свидетель ошибся.
Терье. Не исключаю этого. Он был изрядно пьян. К тому же мало ли, что
может
померещиться в сумерках… А из чего вы пили коньяк, неужели прямо из
фляги?
Айседора. Как из чего?
Ирма. Из шоколадных рюмок. Один из поклонников творчества мадам Дункан
подарил ей
шоколадные рюмки ручной работы. Мы сначала пили из них, а потом
ими же закусили.
Терье. Очень практично… Однако поклонники не забывают Вас. Я, признаться,
не
любитель вашего творчества мадам, уж извините за прямоту. Сейчас стало
модным
открывать что-то необычно в живописи, литературе, театре, танцах. На
мой взгляд все эти
новшества только портят наше общество, а особенно
молодежь. Все становятся более
раскрепощенными, более свободными.
Айседора. Разве это плохо?
Терье. Для свободы созданы дикие животные. А человек не должен уподобляться
им.
Человек должен жить, как минимум, по законам божьим. Я не говорю об
уголовном и
административном праве. И уж точно человек не должен жить по
законам джунглей.
Иначе наступит хаос.
Айседора. По-Вашему мои танцы призывают к хаосу?
Терье. Но Вы ведь танцевали под интернационал. Были любимицей советской
России.
Значит поддерживали революцию, а это хаос. Не верю я, что русские
стали свободнее. У
них же есть законы, которые они обязаны исполнять, нормы
морали, начальники, которым
они должны подчиняться…
Ирма. Вы забыли про французские революции, сержант. Русские всего лишь
повторили то,
что гораздо раньше них совершили Ваши соотечественники. Они
такие же, как и они, и
так же хотят свободы и равенства.
Терье. Там была гражданская война, погибали люди, дети умирали с голоду,
женщинам
нечем было кормить младенцев. Те ли уроки они извлекли?
Айседора. Мы все это знаем, Терье. Мы помогали русским детям, как могли и чем могли.
Ирма. Революций не бывает без жертв.
Терье. Вы бы так не говорили, если бы сами стали жертвой. Все эти разговоры о
свободе и
равенстве, признаться, от нечего делать. Баловство. Или прикрытие
темных делишек под
благими делами. Только преступники мнят себя свободными от
обязательств, от законов.
Ирма. Вы ретроград, Терье.
10
Терье. Нет. (Указывает в сторону
сада.) Просто яблоки не плодоносят в мае, если Вам даже
этого очень хочется,
мадмуазель Ирма.
Ирма. Но если сад не плодоносит его следует вырубить и посадить новый!
Терье. Так первое яблоко Вам придется ждать пять лет. А что же Вы будете есть
до этого,
землю, траву?!
Айседора. А хотите яблоко, сержант? В этом году прекрасный урожай.
Пауза. Терье и Ирма в легком недоумении смотрят на Айседору.
Айседора. Вы так увлекательно говорили о яблоках, что мне захотелось кушать.
Терье. Мы говорили не о яблоках, мадам.
Айседора. Нет, нет вы говорили о яблоках. Сержант, хотите я станцую жизнь яблони?
Айседора в течение нескольких секунд изображает растущую, цветущую,
плодоносящую
яблоню.
Айседора. Понравилось?
Пауза
Терье. Хм. Однажды я решил посетить выставку Пикассо. Признаюсь, через его
картины я
не понял ни его внутреннего мира, ни душевной свободы, а уж, тем
более, красоты. Но я
двадцать пять лет ловлю преступников, приношу пользу
обществу. И мне не нравится, что
кто-то считает меня дураком и невеждой за
то, что я не понимаю живописи Пикассо. Но
есть один нюанс: Пикассо не спасет
никого от разбойников.
Айседора. Я не считаю Вас дураком, Терье. Уважаю Вашу работу.
Терье. Жаль только, что за мою работу мне никогда не подарят шоколадных
рюмок. И из
поклонников у меня только убийцы, воры и насильники… Так значит
никого не было?
Айседора. Не было. А что натворили эти люди?
Терье. Устроили драку в «Шантеклер» из-за женщины, точнее из-за официантки.
Избили
главного редактора газеты «Будущее Ниццы». А когда их попытался
задержать наряд
жандармов, они убежали.
Айседора. Какой ужас.
Ирма. Безобразие. Что им грозит?
11
Терье. Большой штраф. Возможно тюремный срок.
Ирма. И Вы знаете кто это?
Терье. Только то, что это были русские. Зачем этих варваров сюда пускают?
Паршивый
народец. Мало того, что они заполонили весь Париж, так теперь лезут
в наш тихий
городок, голодранцы. А кому они тут нужны,? лично мне нет. Лишние
проблемы,
повышение уровня преступности. Ехали бы лучше в Америку —
подходящая страна для
всякого сброда… Так раз у вас все нормально, я
пойду.
Айседора. Да, конечно, мы проводим Вас.
Айседора, Ирма, Терье уходят в сад. Появляются Байданский и Ристаев.
Ристаев. Зря Вы удержали меня, полковник. Вы слышали, как он нас
назвал
«голодранцы»! Вот ему надо было дать в морду!
Байданский. Я понимаю ваше негодование, князь, но мы должны подумать о
хозяйке
дома…
Ристаев. (Возмущенно). Хозяйке дома? А вы поняли, кто эта дама? Надеюсь Вам
известно,
кто такая Айседора Дункан.
Байданский. Это Дункан?
Ристаев. Да, да, Дункан.
Байданский. Я, право, не узнал ее. Какая удача.
Ристаев. Верно подметили «удача». О, как я боготворил эту женщину, когда она
впервые
приехала в Россию. И как я стал ненавидеть ее, когда она спелась с
Советами, открыла там
свою школу, да еще вышла замуж за этого поэтишку…
Однако она действительно
постарела.
Байданский. Что же мы будем делать? Она теперь знает правду.
Ристаев. Но это не означает, что мы говорили неправду. Вы по-прежнему
влюблены, но
теперь не в незнакомку, а в великую женщину — символ современной
эпохи. Вы мечтали
о ней с того момента, как впервые увидели ее выступление в
Москве.
Байданский. Может просто сбежим.
Ристаев. Вы с ума сошли. Эта дама должно быть чертовски богата. Вы понимаете?
Байданский. К чему вы клоните, князь?
12
Ристаев. К тому, что мне нужен новый автомобиль. Я имею все
шансы выиграть
следующие гонки в США, но не на своем Паккарде. Вы слышали о
Бугатти Тейп 40?
Четырехцилиндровый двигатель, двойной карбюратор Вебера,
объем почти полторы
тысячи, семьдесят лошадиных сил! С таким авто я стану
королем автогонок. И мадам
Дункан нам в этом поможет.
Байданский. Вы хотите попросить у нее денег?
Ристаев. Нет. Если я попрошу то придется отдавать… Нужно обставить дело так,
чтобы
она сама предложила нужную сумму.
Байданский. Князь, это низко. Я не собираюсь участвовать в этой авантюре.
Лучше
ограбим банк. Тем более тюремный срок нам так и так гарантирован.
Ристаев. Вздор. Это бизнес, Александр Васильевич. Поверьте мне, как
человеку
прожившему десять лет в Европе, в этом нет ничего зазорного.
Байданский. Не нравится мне Ваша затея.
Ристаев. А мыть посуду или подметать улицы Вам нравится? По правде говоря,
еще пара
месяцев и я банкрот…
Байданский. Как? Вы же «баснословно богаты».
Ристаев. Баснословно богаты мои кредиторы. Я прогорел. Купил акции
нидерландской
автомобильной компании «Спайкер», мы заключили договор на
поставку моторов для
«Майбах», но увы… Скоро я буду баснословно беден…
Байданский. Но как Вы надеетесь получить деньги от мадам Дункан? Мне,
право,
неудобно.
Ристаев. Успокойтесь полковник, я все сделаю сам. Это не грабеж, не воровство
и не
мошенничество, если Вы беспокоитесь за свою репутацию… Мы предложим
выгодное
капиталовложение в наше дело, однако существуют риски. Это как
купить лотерею: то ли
выиграешь, то ли нет. О, встречаются индивиды, которые
сколачивают миллионы
подобным способом.
Появляются Айседора и Ирма.
Айседора. Хотите шампанского, господа?
Ристаев. О да, господа хотят шампанского.
Айседора. (Байданскому). А вы, полковник?
Байданский. Не откажусь.
13
Айседора. Ирма, принеси «Вдову Клико» и бокалы.
Ирма. Не кажется ли Вам, что уже поздно?
Айседора. Шампанское, напиток круглосуточный.
Ирма уходит в дом.
Господа, прошу, называйте мена просто - Айседора.
Ристаев. В таком случае я просто Сергей.
Байданский. Александр.
Айседора подходит к Ристаеву, нежно разглядывает его, обходит его вокруг.
Айседора. Сергей. Вы очень милый молодой человек. Сергей… Вы не пишите стихов?
Ристаев. Нет. Стихов я не пишу. Моя муза — автогонки.
Байданский. Вы могли бы сочинять, князь. Мне кажется у Вас есть к этому талант.
Айседора. Не люблю автогонки. Не люблю автомобили.
Ристаев. А по мне, так нет ничего прекраснее рева мотора, и перемешанного с
бензином
воздуха, обнимающего тебя словно шарф из гладкого шелка.
Байданский. Очень поэтично. Я же говорил, что у Вас талант.
Ристаев. И вообще, какой русский не любит быстрой езды?
Айседора. Мне кажется быстрая езда это для русских не страсть, а
необходимость,
вытекающая из ее огромных просторов. У людей нет терпения, они
не умеют ждать,
поэтому стремятся все быстрее и быстрее преодолевать
расстояния. И чем больше
расстояние, тем быстрее его хочется преодолеть.
Байданский. Это вы верно подметили. А в семнадцатом году русский народ решил
еще
преодолеть и время, приблизив эру социальной справедливости…
Ристаев. Скорее русский народ преодолел пространство, потому как не настало
бы никогда
такого времени, в котором я отдал бы свои земли крестьянам, а
фабрики рабочим.
На террасе появляется Ирма, держа поднос с шампанским и фужерами.
Байданский
устремляется к ней на помощь, перехватывает поднос.
Айседора. А вот и шампанское.
14
Ристаев выносит из беседки стол.
Ристаев. Ура! Ура!
Байданский ставит поднос на стол. Ирма заводит патефон. Фоном звучит музыка.
Байданский. (Подходит к Айседоре). Однако в любви Вам признался я, а вы
отдаете
предпочтение моему другу.
Айседора смеется, бежит к столику берет бокал. Все остальные тоже
разбирают
бокалы.
Айседора. Какой великолепный вечер! Мне так хорошо! (Поднимает вверх
бокал.)
Выпьем, друзья, за знакомство.
Все выпивают. Айседора, как бы танцуя, кружит меж гостей.
Айседора. (Подходит к Ристаеву). Сережа… Он напоминает мне другого Сережу,
такого
же белокурого и сумасбродного, того, которого я любила всем сердцем и
душой, по
которому я столько плакала, что в глазах уже нет слез…, которого я
не могу забыть… И он
не может забыть меня… Меня никто не может забыть… Но
сегодня я всех отпускаю…
Сегодня мне хорошо… Этой ночью я буду счастлива и в
мой сон придут мои любимые
девочки…
Гаснет свет. Подсвечивается авансцена. Музыка играет громче. Появляются
несколько
двенадцати - пятнадцатилетних девочек в костюмах ангелов и
танцуют.
Действие 2
Айседора и Ирма сидят в шезлонгах за, вынесенным из беседки, столиком.
На столике
стоит кофейный сервиз, рядом с Ирмой лежит блокнот. Раздается
пение птиц. У рояля
на террасе приподнята крышка.
Айседора. Хочется зефира в шоколаде. У нас есть зефир в шоколаде?
Ирма. С вашей расточительностью мы скоро будем пить одну воду… Как вы
могли
пообещать князю Сергею деньги на приобретение автомобиля?
Айседора. Ах, как он был счастлив.
Ирма. В конце концов он князь, значит он богат.
Айседора. Ты не понимаешь. Русские серьезно относятся только к двум своим
богатствам:
родине и чести. Со всем остальным они расстаются без сожаления.
Писатели сжигают
годами писаные романы; поэты рвут в клочья вымученные
бессонными ночами стихи;
банкиры и купцы за один присест проигрывают в
рулетку состояния. Потомственные
15
дворяне отрекаются от титулов, чтобы жениться на
простолюдинке. А народ, ради
справедливости, разрушает то, что строилось
веками.
Ирма. Терье был прав — варвары.
Айседора. Они прекрасны.
Ирма. Вот пусть эти «прекрасные» и покупают вам зефир в шоколаде.
Айседора. Почему ты все время желаешь их оскорбить? Что плохого они сделали тебе?
Ирма. Я думаю они хотят выглядеть лучше и несчастнее, чем на самом деле. К
тому же в
трезвом виде я не очень люблю пьяных… Объясните мне, где они вчера
достали водку? В
два часа ночи? В Ницце? И, главное, всю ее выпили!
Айседора. Да, было забавно. Сергей такой удивительный, не правда ли? Мне
кажется, он
хулиган.
Ирма. Или мошенник. Из них двоих, если выбирать, я бы предпочла Александра. В
нем
есть, что-то таинственное, как в графе Монте-Кристо.
Открывается крышка рояля, раздается «медвежий рев». Айседора и Ирма
вскакивают и
приближаются к террасе. Из рояля вылезает взъерошенный
Байданский, приводя в ужас
женщин.
Байданский. (Спускается с террасы). Где я?
Айседора. (С забавной усмешкой). О Господи!
Ирма. Вы во Франции.
Байданский. Это я помню.
Ирма. В Ницце.
Байданский. И это помню.
Ирма. В доме Айседоры Дункан.
Байданский пошатывается, изучающе смотрит на Айседору.
Байданский. Ах, да, я же в Вас влюблен… Прошу прощения за свой внешний вид…
Ирма. (Возмущенно-вопросительно). Вы спали в рояле!
Байданский. О! Вот, именно поэтому я так неважно себя чувствую… Кстати, а
водки не
осталось?
16
Ирма. Как можно о ней думать в таком-то
состоянии.
Байданский. Как о лекарстве, милая, как о лекарстве.
Айседора. В доме осталось шампанское.
Байданский вежливо отступает и пятится к террасе.
Байданский. Прошу извинить меня… Право не удобно… (Нечаянно ударяет по
клавишам
рояля.) Виноват… Покорнейше… Сию минуту… Прошу…
Уходит в дом.
Айседора. (Смеется). Неправда ли, забавно?
Ирма. Верх неприличия! Уснуть в рояле! Нет, я ошибалась, когда сравнивала его
с Монте-
Кристо… Забираю свои слова обратно. Ведь он еще пьян! О, Господи, в
нашем доме
пьяный русский! Сейчас он «полечится» и начнет либо буянить, либо
приставать.
Айседора. Не тревожься. Он безобиден. Лучше возьми блокнот.
Ирма берет в руки блокнот.
Ирма. Я готова.
Айседора. Прочти мне последний абзац.
Ирма. По пути в Россию я чувствовала то, что должна испытывать душа, уходящая
после
смерти в другой мир. Я думала, что навсегда расстаюсь с европейским
укладом жизни. Я
верила, что идеальное государство, каким оно представлялось
Платону, Карлу Марксу и
Ленину, чудом осуществилось на земле. Со всем жаром
существа, отчаявшегося в
попытках претворить в жизнь в Европе свои
художественные видения, я готовилась
ступить в идеальное царство коммунизма.
Я не взяла с собой туалетов, так как в своем
воображении должна была провести
остаток жизни, одетая в красную фланелевую блузку
среди товарищей, одинаково
просто одетых и преисполненных братской любовью. По
мере того как пароход
уходил на север, я с жалостью и презрением вспоминала старые
привычки и
основы жизни буржуазной Европы, которую покидала. С этого времени я
должна
была стать товарищем среди товарищей и выполнять обширную работу для
блага
человечества. Прощай неравенство, несправедливость и жестокость старого
мира, которые
сделали создание моей школы невозможным…
Айседора. (Выдержав паузу). Пиши… Когда пароход наконец бросил якорь, сердце
мое
сильно забилось. Вот вновь созданный прекрасный мир! Вот мир равенства, в
котором
осуществилась мечта, родившаяся в голове Будды, мечта, прозвучавшая в
словах Христа,
мечта, являвшаяся конечной целью всех великих художников,
мечта, которую Ленин
великим чудом воплотил в действительность… Я вступала в
эту жизнь, чтобы мое
17
существование и работа стали частью ее
славных обетований. Прощай, Старый Мир!
Привет тебе, Мир Новый!
Во время монолога Айседоры на террасу входит Байданский (виду у него уже
опрятный)
и, облокотившись о рояль, внимательно слушает Айседору, в
конце повествования
садится за рояль и играет «Интернационал», вызывая
удивление у Айседоры и Ирмы.
Айседора поднимается — танцует. Ирма
бросает блокнот и уходит в сад.
После танца Айседора, хохоча, падает в шезлонг, Байданский подходит к ней.
Байданский. Если бы люди не умели говорить, вы бы были самым
красноречивым
человеком на Земле.
Айседора. Вы замечательно музицируете.
Байданский. Да, у нас получился не плохой диалог… Ваши слова о советской России…
Айседора. О, я пишу мемуары. Эти чувства…, они давно испарились…, понимаете?
Байданский. Вы разочаровались.
Айседора. Разочаровалась ли я? Нет. Скорее я поняла, что никакой революции не
под силу
изменить человеческую сущность: можно убить душегуба, но невозможно
убить
жестокость; можно отобрать все деньги у банкира, но невозможно
искоренить жадность;
можно заточить в острог предателя, но подлость не
посадишь в тюрьму. Пороки, как
сорняк: произрастают ниоткуда, сами по себе и,
порой, в самых неожиданных местах.
Добродетели же, напротив, требуют
ухода.
Байданский. А по мне, так лучше продираться сквозь заросли дикого леса, чем
гулять по
ухоженному саду.
Айседора. Но для чего Вы продираетесь сквозь заросли? Не для того ли, чтобы
найти
уютную полянку на берегу тихого озера, где цветут люпины, а от
чистейшего воздуха
можно сделаться пьяным?
Байданский. К сожалению, нет…
Айседора. Лукавите.
Байданский. Нет… полянки с люпинами в моем лесу… Есть просто лес, в котором
нужно
жить: прорубать тропы, строить шалаши, вытаптывать сорняки. По крайней
мере в этом
есть смысл.
Айседора. Вы рассуждаете как человек.
Байданский. А Вы?
18
Айседора. А я душа в человеческом теле.
Байданский. Я Вас не понимаю.
Айседора. Ну вот скажите: Вы помните тот день, когда Вам исполнилось десять лет?
Байданский. (Задумывается). Пожалуй нет… Не уверен… Что-то припоминаю,
но
возможно мне было девять или одиннадцать.
Айседора. А много ли дней Вы можете припомнить, когда вам было десять лет?
Байданский. Признаться, это сложная задача для меня, я вчерашний-то день не
весь
помню… (Задумывается.) Десять лет…
Айседора. Не утруждайтесь, Вы не вспомните и пары дней, если конечно в этот
период не
произошло чего-нибудь примечательного, что отразилось чрезвычайной
радостью или
болью в Вашем сердце.
Байданский. И о чем это говорит?
Айседора. О том, что тот мальчик, которым Вы были, давно умер. И Вы уже
совершенно
другой человек. И с тем, десятилетним, Вас связывает не память, а
чувства. Вот и душа
после смерти ничего не помнит: ни себя, ни людей, которые
окружали тебя всю жизнь, но
она чувствует. Чувствует любовь. Любовь к матери,
детям, мужу, ко всем кого она любила,
находясь в бренном теле.
Байданский. Вы хотите сказать, что мы уже души.
Айседора. О да, как я рада, что Вы поняли меня. Мы уже души, только не летаем.
Байданский. В таком случае, что же делать с сорняками?
Айседора ничего не отвечает, смеется, берет Кипринского за руки и
кружит его.
Появляется Ирма.
Ирма. Пришел месье Ле Рат.
Айседора. Тот самый?
Ирма. Да, тот самый болван.
Байданский. У вас гости, я пойду.
Айседора. Напротив, останьтесь.
Ирма. Останьтесь, но только спрячьтесь в саду. А то этот болван, увидев Вас,
пропишет
что-нибудь пошлое в своей газетенке.
19
Байданский.
Хорошо, но куда идти?
Ирма. Вчера Вы были более уверенны и знали, куда идти. Я провожу Вас.
Ирма и Байданский уходят. Появляется месье Ле Рат с синяком под глазом.
Месье Ле Рат. Приветствую Вас, милая мадам Дункан. Поспешил к Вам, как
только
получил Ваше письмо. (Целует руку.) Очень рад знакомству.
Айседора. Я рада знакомству тоже, хоть и пригласила Вас не из благих побуждений.
Месье Ле Рат. У меня тоже было трудное пробуждение, (Указывает на синяк.)
сами
видите. Вчера какие-то негодяи устроили в «Шантеклер» дебош. И я,
отстаивая честь
девушки, был исподтишка изувечен подлым канальей.
Айседора. Но кто, кто были эти люди?
Месье Ле Рат. Что несли на блюде?
Айседора. Нет, я спросила Вас, кто были эти люди, что напали на вас?
Месье Ле Рат. Нет, это был не ананас.
Айседора. Вы глухой?
Месье Ле Рат. Прошу прощения, говорите громче, я, видите ли, глуховат.
Айседора. Правда, глуховат?
Месье Ле Рат. Громче.
Айседора. Вы плохо слышите!?
Месье Ле Рат. Да, результат перенесенной в детстве свинки.
Айседора. Но, Вы же в своей статье…
Месье Ле Рат. Говорите громче!
Айседора. Но, Вы же в своей статье обвинили меня в отсутствии музыкальности!
И я
призвала Вас, не для того чтобы обвинять, а чтобы узнать, может я чего-то
не понимаю,
что понимаете Вы, может быть чего-то не чувствую! А Вы почти
глухой!
Месье Ле Рат. Я выразил свою точку зрения, мадам Дункан. У нас, к счастью,
свободная
пресса.
20
Айседора. Но Вы приговорили меня своей точкой зрения. Вы
выступили экспертом, не
являясь таковым.
Месье Ле Рат. Послушайте, милая, я забыл слуховую трубку и когда Вы так тихо
говорите
мне не ловко.
Айседора. Разве Вам может быть «не ловко»?
Месье Ле Рат. Что, простите?
Айседора. Я более не задерживаю Вас, месье! Мне не о чем говорить с
человеком,
который ставит свою некомпетентность выше человеческой чести!
Надеюсь, я достаточно
громко произнесла это!
Айседора отворачивается.
Месье Ле Рат. Что ж, я не знал, что знаменитая Дункан против свободной
прессы. Хотя,
чего ожидать от той, которая танцевала в советской России.
Учтите, я оставляю за собой
право описать наш разговор в своей газете.
Прощайте.
Месье Ле Рат удаляется в сад. Слышится удар. Месье Ле Рат возвращается
из сада,
держась за другой глаз. Вслед за ним выбегает Ирма.
Месье Ле Рат. Что, что это было?
Айседора. Что с вами?
Ирма. Он наткнулся на сук!
Айседора. Какой ужас.
Месье Ле Рат. Меня кто-то ударил.
Ирма. Да нет же, это был сук! Надо будет сказать садовнику, чтобы опилил его!
Месье Ле Рат. Послушайте, не делайте из меня дурака, я глух, но не слеп!
Айседора. Вам нужна помощь.
Месье Ле Рат. Оставьте.
Ирма. Вот бедняга. Так неосторожно напороться на сук! (В сторону.) Ай да
полковник,
настоящий.
Месье Ле Рат. Я утверждаю, что меня ударили – это был здоровенный кулак.
Ирма. Вы хотите оскорбить меня!?
21
Месье Ле Рат. Причем тут
Вы?
Ирма. Там никого не было кроме меня! Значит ударила Вас я! И вот эти ручки
Вы
называете «здоровенными кулаками»!
Айседора. Не спорь, Ирма! Это же «свободная пресса»! Ты видишь на кроне
яблони
белку!?
Ирма. Нет!
Айседора. А месье Ле Рат видит!
Месье Ле Рат. Какая белка? Я ничего не вижу.
Ирма. Раз Вы ничего не видите, как Вы можете утверждать…
Месье Ле Рат. Прекратите. Это какой-то фарс. Ужасный дом, ужасные нравы, ноги
моей не
будет на Ваших выступлениях, мадам.
Ирма. Вот и хорошо, вот и отлично.
Месье Ле Рат. Что, я не слышу?
Ирма. Я провожу Вас.
Месье Ле Рат и Ирма уходят. Из сада выходит Байданский.
Байданский. Извините, не удержался.
Айседора. Вы поступили с ним грубо, и, как я понимаю, уже второй раз.
Байданский. Поверьте, и в первый, и во второй раз все было по делу.
Айседора. И все же не стоило так радикально.
Байданский. Вы думаете, он принял бы вызов, если бы я бросил ему в лицо перчатку.
Айседора. Принял, но на дуэль пришел бы с отрядом жандармов.
Входит Ирма.
Ирма. (Объявляет). Приехала Мадам Ренард.
Айседора. Ах, я совсем забыла о ней.
Байданский. Я, пожалуй, пойду.
22
Айседора. Я жду вас с князем
вечером.
Байданский откланивается и, уходя, встречается с мадам Ренард, которая
появляется в
сопровождении двух девушек. Байданский отдает Ренард поклон и
уходит. Мадам Ренард
провожает Байданского надменным взглядом.
Мадам Ренард. Какой ужас, у Вас был мужчина.
Айседора. Это мой русский друг.
Мадам Ренард. Как они грубы, эти русские.
Мадам Ренард присаживается в шезлонге, Айседора присаживается рядом.
Мадам Ренард. Мне кажется, что я его где-то уже видела. (Девушкам.) Вам так
не
показалось?
Девушка 1. Его лицо мне показалось знакомым.
Айседора. Он только вчера прибыл в Ниццу. Вряд ли вы могли его видеть.
Мадам Ренард. Но я его видела. И если он вчера прибыл в Ниццу, значит, я его
вчера и
видела…
Ирма. Не желаете кофе?
Мадам Ренард. Нет, не желаю. У меня мало времени… И так, мадам, я очень
довольна тем,
как вы обучаете моих девочек. Ваши уроки танцев делают их
настолько раскованными,
что… В целом, я довольна.
Айседора. Я рада. Но почему Вы присылаете ко мне только девушек старших
групп? Я бы
с удовольствием занималась бы и с девочками помладше и даже с
совсем маленькими.
Если угодно, я готова проводить занятия в пансионате.
Мадам Ренард. Не исключаю подобного сотрудничества в будущем. Более того,
надеюсь
на это.
Ирма. А я надеюсь, что вы заплатите нам за прошлый месяц.
Айседора. Ирма…
Мадам Ренард. Какая бесцеремонность. (Оглядывает Ирму.) Девушка должна
быть
покорной.
Ирма. Не понимаю. Зачем Вы, в таком случае, обучаете своих воспитанниц танцам
у
мадам Дункан? Ее танцы это не покорность, а свобода, не повиновение, а
протест.
23
Мадам Ренард. Девушка должна быть свободной в своей
покорности. Протестуя
повиноваться. Вот истинное искусство. Христа на сцене
не изображает праведник, как и
падшую женщину не изображает грешница.
Айседора. Но ни того, ни другого невозможно изображать без любви.
Мадам Ренард. Оставьте… Любовь… Только страсть… Только… Я вспомнила…
Я
вспомнила, где я видела этого русского. Точно, вчера вечером в «Шантеклер».
Они избили
месье…, забыла как его там. А потом еще отказались повиноваться
требованиям
жандармов. Это был он. С ним еще был другой, помоложе и
посимпатичней. И это ваш
знакомый?
Айседора. Вы верно ошиблись.
Мадам Ренард. (Девушкам). Я ошиблась?
Девушка 2. Вы правы, это он.
Ирма. Давайте вернемся к гонорару. Вы должны нам за восемь занятий.
Мадам Ренард. Следует заявить в полицию.
Айседора. Не надо, Вы ошибаетесь.
Ирма. Так как же на счет денег?
Мадам Ренард. Я заявлю в полицию.
Айседора. Не надо, прошу. Я не возьму с Вас деньги за проведенные занятия.
Мадам Ренард. Не возьмете. Правда?
Ирма. Но как?
Айседора. Я прощаю долг. Однако за последующие занятия я попрошу предоплату
в
размере пятидесяти процентов.
Мадам Ренард. Двадцати пяти.
Айседора. Я согласна.
Мадам Ренард. (Поднимается, следом поднимается Айседора). Я рада, что мы
нашли с
вами общий язык. Послезавтра я приведу новую группу девушек. А теперь
мне пора.
Появляется Терье.
24
Терье. Не спешите, мадам Ренард.
Айседора. Терье?
Мадам Ренард. Терье?
Терье. Да это я. Прошу прощения, что прошел в Ваш сад без приглашения, мадам
Дункан,
там было не заперто. Поверьте, в этом была необходимость. Мадам
Ренард, на улице Вас
ожидает полицейская карета и эскорт из десяти жандармов,
прошу Вас, пройдите.
Мадам Ренард. Что все это значит?
Терье. Я маленький человек. Мое дело доставить Вас в управление. Там Вам все объяснят.
Мадам Ренард. Я буду жаловаться. У Вас будут проблемы.
Терье. Я отец трех дочерей. Не Вам говорить мне о проблемах. И не мне
говорить Вам о
тех проблемах, которые Вас ожидают. Будь моя воля я сжег бы
Вас, как каркасонскую
ведьму. Прошу…
Мадам Ренард. Мужлан, неотесанное полено, животное…
Терье. Прошу…
Мадам Ренард. Фи… Я еще вернусь, мадам Дункан…
Уходит вместе с девушками.
Айседора. Что все это значит, сержант, объясните?
Терье. Мы обнаружили в ее борделе несколько несовершеннолетних девочек.
Айседора. В борделе!?
Ирма. Как? Она же учредительница пансионата для сирот.
Терье. Ничего не могу сказать по поводу сирот. А вот то, что она содержала
публичный
дом, несомненно. Причем ее заведение предназначалось исключительно
для дам. Все бы
ничего, если бы не дети: семь двенадцатилетних девочек,
кстати сирот. Неужели вы не
знали о ее делах? Я был уверен, что вы находитесь
в полном ведении.
Айседора. Я думала… О боже, какая ложь. Эти девушки…, они были здесь и я
учила их…
Ирма! Ирма! Какая ложь…
Ирма подходит к Айседоре, обнимает ее.
Ирма. Прошу Вас, успокойтесь. Вы ни в чем не виноваты.
25
Терье.
Однако, вынужден сказать, что, вероятно, Вам придется прибыть в участок для
дачи
показаний.
Айседора. Это ужасно… Ложь… Это ужасно… Ложь…
Терье. Вы побледнели, мадам. Может вызвать врача?
Ирма. Нет, нет, это пройдет.
Терье. (Растерянно). Я пойду…
Ирма. Идите сержант, идите.
Терье. Честь имею.
Уходит.
Айседора. Ирма, это ужасно…, какая ложь…
Ирма. Вам нужно отдохнуть, идемте в дом.
Айседора. Подожди. Слышишь шаги? Кто-то идет.
Ирма. Я ничего не слышу. Вам показалось.
Из глубины сада, за спинами Айседоры и Ирмы неожиданно появляется
горбатая
Старуха в черно балахоне. Меркнет свет. Айседора и Ирма
оборачиваются,
вскрикивают. Старуха внимательно разглядывает Айседору,
обходит ее.
Ирма. Кто вы? Что вам надо?
Айседора. Ирма, принеси деньги.
Ирма убегает в дом.
Старуха. (Подходит вплотную к Айседоре, смотрит снизу вверх). Ты думаешь, мне
нужны
твои подаяния? Нет, мне нужна ты.
Айседора. (Отстраняется от Старухи). Я позову жандармов. Не приближайтесь ко мне.
Старуха пытается приблизиться к Айседора, но та убегает от нее.
Старуха. Иди ко мне, дай мне обнять тебя.
Айседора. Не приближайтесь.
26
Старуха. Иди же ко мне, не бойся.
Айседора. Прочь, прочь!
Старуха. Я должна обнять тебя, мне приказали.
Айседора. Кто приказал?
Старуха. Он.
Айседора. Он? Кто он?
Старуха. Бог.
Айседора. Бог приказал Вам обнять меня?
Старуха. Да Бог, иди же ко мне.
Айседора осторожно приближается к Старухе.
Старуха. Не бойся. Иди. Иди.
Айседора подходит к Старухе и падает перед ней на колени, как
загипнотизированная.
Старуха обхватывает ее шею.
Старуха. Бог приказал мне обнять тебя и… задушить!
Старуха начинает душить Айседору.
Айседора. Нет! (Вырывается, отбегает.) Прочь, ведьма, прочь!
Старуха. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Я сделала свое дело. (В сторону.) Я выполнила
твой приказ!
(Айседоре.) Прощай ангел, тебе больше не летать. Тебе больше не
летать. Тебе больше не
летать.
Старуха скрывается в саду. Айседора падает на шезлонг, закрывает руками
лицо.
Появляется Ирма.
Ирма. Что с вами?
Айседора. Эта была смерть, она приходила за мной.
Ирма. Никого не было. Никого не было. Вам показалось.
Айседора. Это была смерть, она приходила за мной.
Ирма. Никого не было. Вам показалось.
27
Айседора. Она
прикоснулась ко мне.
Ирма. Вы устали. Вам нужно отдохнуть. Идем те же, идемте.
Ирма уводит Айседору в дом. Звучит музыка. Девочки (ученицы Айседоры),
которые
танцевали в конце 1 действия в костюмах ангелов, теперь танцуют в
костюмах черного
цвета, изображая демонов (падших ангелов).
Действие 3
Байданский в черном фраке и Ристаев в белом фраке в ожидании Айседоры.
Байданский. Зря вы настояли, чтобы я одел фрак. Стоим здесь, как два ферзя.
Ристаев. Перестаньте Александр Васильевич, Вам очень даже идет… Кстати по
поводу
ферзей. Хитроумная все же эта игра — шахматы.
Байданский. Игра, как игра. Требует, конечно, определенных навыков,
умственных
способностей, а так…
Ристаев. Не скажите. Обратите внимание на то, что первыми ходят белые.
Байданский. И что здесь особенного. К чему Вы, Сергей Александрович, клоните.
Ристаев. Ну как. В сущности, белые, вроде как, на стороне добра. Белые, как
Вы когда-то.
Я, к сожалению, в Белом движении не участвовал – сбежал. Но не
суть… Так вот белые
ходят, то есть нападают, первые. А черные, вроде как,
злодеи, но они-то обороняются. Как
в жизни: зло всегда страстно, рьяно
пытается себя обелить.
Байданский. Значит первый ход белых, по-вашему, выходит, не что иное, как провокация.
Ристаев. Браво Александр Васильевич. Вы схватывает на лету. Зачем ходили?
Стояли бы
себе и стояли в рядок и не рыпались.
Байданский. Но, если я не ошибаюсь, в Индии, откуда пришла игра, белое и
черное имеют
другое значение.
Ристаев. Может быть, но мы то с вами не в Индии.
Байданский. Так вот, что значит наше одеяние.
Ристаев. Мы же играем. Играем? Александр Васильевич?
Байданский. Не знаю. Все это мне не по душе.
28
Ристаев. Да уж. И что только нам русским по душе? Душа! Вот ведь
придумали то, чего
нет и не знаем чем это накормить: то не так, это не
эдак…
Входит Ирма.
Ирма. Прошу прощения, господа, мадам Дункан плохо себя чувствует и пока не
может
выйти. (Садится в шезлонг.) Как я ненавижу такие дни.
Байданский. Думаю, нам лучше уйти.
Ирма. Нет, нет, останьтесь. Она будет рада видеть вас, когда ей станет лучше.
Ристаев. Конечно, мы останемся.
Ирма. С ней случается такое: кошмары, бред. Вы должны понять. Ей пришлось
пережить
самую большую несправедливость, которая может случиться с человеком
— потерю
детей… А знаете, она танцевала на их могиле, в том самый момент,
когда их хоронили…
Все рыдают, а она танцует… Все думали, что она сошла с
ума. Она ведь не проронила ни
одной слезинки… А потом жизнь с Есениным,
закрытие школы танцев в Москве… А
потом смерть Есенина…
Голос Айседоры. Ирма! Ирма!
Ирма. Извините, господа.
Уходит.
Ристаев. Танцевала на могиле детей. Странно.
Байданский. Ничего странного. Ее душа летала вместе с душами детей.
Ристаев. (Удивленно). Что? Видимо время, проведенное в этом доме, сказалось
на вашем
мировоззрении.
Байданский. А Вы знаете князь, что мы умираем каждую секунду.
Ристаев. Неужели? Объясните, полковник.
Байданский. Ну вот тот князь Ристаев, который был вчера, уже умер. А сейчас
передо
мной, возможно, стоит другой человек. С тем же именем, с тем же лицом,
желаниями,
чувствами, но другой.
Ристаев. А как на счет грехов?
Байданский. Грехи остались, они всегда с нами.
Ристаев. Очень жаль. В чем же тогда разница?
29
Байданский. Дело
не в разнице. Дело в том, что после смерти душа все забудет. Вот
представьте:
Вы летите и не помните ни своего имени, ни положения, войны не
помните,
автомобили свои, не помните друзей, родителей, детей, женщин… И все,
что от Вас
осталось — это чувства. Летите и чувствуете любовь, а может быть
ненависть. И это
навсегда. Представляете, каково летать с чувством
ненависти.
Ристаев. Полковник, только не надо этого: возлюби ближнего своего, все люди
братья,
относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе… Вы ведь к
этому клоните?
Не надо, прошу.
Байданский. Не буду. Скажу лишь, что, видимо, только так мы можем спасти свою
душу. И
ада с раем не надо. Соединились все любящие души в одно облако — вот
тебе и рай, как
положительно заряженные частицы. Мы думаем — религия, а это
просто физика.
Ристаев. Перестаньте, полковник, перестаньте. Не любитель я этих
бессмысленных
философских разговоров. Мне дурно становится от поисков смысла
жизни… Я подобного
вдоволь наслушался в России, в офицерских собраниях. Как
напьемся, так начинается:
смысл бытия, предназначение России, народ, религия,
Достоевский, Толстой… Нет уже
России… Кончилась… И русские кончились.
Дофилософствовались. Вы знаете, в чем беда
наша? В том, что мы всегда
копаемся в себе, рефлексируем, вину в себе, благородно, ищем
— расчленяем
сами себя, вместо того чтобы ткнуть пальцем и указать на того кто
виноват:
князь, царь, генерал, мужик… Потом повесить виновного и спокойно
жить дальше, не
размышляя о том заслуженно ли мы его вздернули или
ошиблись.
Байданский. А я, знаете ли князь, в последнее время стал задумываться.
Голос Терье. Хорошее дело!
Из сада появляется Терье.
Терье. Хорошо, что вы стали задумываться. Тем более, скоро у вас будет
достаточно
времени для этого занятия. Сержант Терье, полиция Ниццы.
Байданский и Ристаев агрессивно отстраняются.
Терье. Господа, господа. Не стоит. Я вам не месье Ле Рат. Не советую шутить
со мной. И
бежать не советую, дом взят под охрану по всему периметру.
Ристаев. А в чем, собственно, дело, сержант?
Терье. Вы подозреваетесь в нанесении телесных повреждений одному
уважаемому
господину. Я упоминал его имя — месье Ле Рат. А также в
неподчинении полиции.
Ристаев. Вы нас с кем-то путаете, сержант.
Терье. Я не могу вас с кем-либо путать. Я могу лишь
предположить…
30
Ристаев. Вот видите.
Терье. Не спешите. Сейчас мы проверим мои предположения. Мадам Ренард, месье
Ле
Рат, прошу вас!
Из сада входят мадам Ренард и месье Ле Рат, придерживая слуховую трубку у уха.
Терье. (Обращается к мадам Ренард и месье Ле Рат). Прошу вас внимательно
посмотреть
на этих господ и подтвердить их причастность к драке в
«Шантеклер».
Ристаев. Вы забыли сказать «или опровергнуть».
Месье Ле Рат. Ничего не надо опровергать. Это те самые канальи.
Ристаев. (Рвется к месье Ле Рат, но Байданский его удерживает). Кого ты
назвал
канальей, безродная, газетная крыса? Я русский князь!
Месье Ле Рат. (Прячется за спину Терье). Только попробуй подойти ко мне,
жалкий
эмигрант! Тебе здесь не Россия! Здесь у людей есть права!
Ристаев. Право хватать за задницу потомственную графиню!
Месье Ле Рат. Это не правда. Я защищал ее от вас. Советую прочитать утренние газеты.
Ристаев. Ах, ты ж…
Байданский. (Еле удерживает Ристаева). Прошу вас, князь, успокойтесь.
Терье. (Достает пистолет, стреляет вверх, все замолкают). Призываю к порядку!
К
порядку! Мадам Ренард, что вы скажете?
Мадам Ренард. Я подтверждаю, что данные господа устроили вчера в драку
в
«Шантеклер».
Со стороны террасы выходят Айседора и Ирма.
Айседора. Что здесь происходит, господа. Мадам Ренард, месье Ле Рат, Терье?
Мадам Ренард. Как видите, я вернулась.
Айседора. Сержант? Что здесь происходит?
Терье. Мадам Дункан, мой долг сообщить Вам, что в Вашем доме, под видом
знатных
господ, скрываются преступники.
Месье Ле Рат. Опасные преступники.
31
Терье. Опасные
преступники.
Айседора. По-вашему, сержант, заступиться за даму и убежать от жандармов, это
опасное
преступление?
Ирма. Это благородные люди.
Терье. Не знал, мадам, что вы занялись адвокатской деятельностью.
Мадам Ренард. Ее тоже нужно взять под стражу.
Месье Ле Рат. (Потирает руки). Ох, как пахнет жареным.
Айседора. Что ж, арестовывайте меня. Арестовывайте всех.
Терье. Мадам, я делаю свою работу. Участь этих господ решит суд. Вас мы
тоже,
несомненно, допросим. (Байданскому и Ристаеву.) Прошу вас следовать за
мной.
Байданский. Постойте, сержант. У Вас нет права задерживать меня. (Байданский
достает
из внутреннего кармана, сложенную в четверть, бумагу и протягивает
Терье.) Читайте.
Терье читает молча. Месье Ле Рат и мадам Ренард пытаются заглянуть в
бумагу.
Возвращает бумагу.
Терье. Значит Вы, месье Байданский, сотрудник народного комиссариата
иностранных
дела СССР.
Ристаев. Что? Чего он сотрудник?
Месье Ле Рат. Как?
Шепчется с мадам Ренард.
Терье. Сотрудник комиссариата иностранных дел Советской России.
Ристаев. Полковник, объясните.
Байданский. Все очень просто, князь. Перед Вами помощник Чичерина наркома
Союза
Советских Социалистических Республик. Слышали наверное, он тоже из
наших…, вот и
меня подобрал… Да, я перешел на сторону некогда нашего с вами
врага.
Ристаев. Так вы предатель, трус.
Байданский. Не Вам меня судить. Я не сбежал из России. Хотя…, тоже
по-своему
эмигрировал, не уезжая… Да, я подчинился воле победителей.
Оказалось, что я не готов
умереть. Пришли ко мне солдатики, те самые с
которыми мы, князь, вместе били немца, и
32
поставили ультиматум:
«Либо ты, полковник, с нами, либо штык под ребро?». Это мне
еще выбрать дали,
а кому-то просто штык достался. И я сделал свой выбор: «с ними»…
Стыдно было.
А потом подумал: перед кем стыдиться. Перед мертвыми? Перед
убежавшими? Или
перед теми, кто по локоть в крови замарался и кому выбора не дали…
Вот, что я
вам скажу, Сергей Александрович, самый большой грех это не трусость,
а
насильственное навязывание воли, подчинение, угнетение человека за счет его
слабостей,
причем слабостей естественных: желания жить, желания кушать,
желания воспитывать
детей, любить. Самый большой грех тот, который порождает
в человеке труса. Вот зло...
Ха. Интересно, конечно, вышло. Я вот жизнь свою
презирал: до генерала не дослужился,
богатства не нажил, семьи нет. Думал:
зачем я такой червяк ползаю, свет копчу. А когда
повисла жизнь на волоске…
сразу и такую, никчемную жизнь полюбил. (Айседоре.)
Простите меня, мадам
Дункан. Кстати, я привез вам деньги. (Достает из внутренних
карманов пачки
денег, кладет на стол.) Вот, это ваш гонорар за уроки танцев для
советских
детей.
Айседора обходит стол, глядя на деньги. С жадностью на деньги смотрит месье
Ле Рат
и мадам Ренард.
Ристаев. Да здесь…, ничего себе гонорар…
Терье. (Байданскому). Хорошо. Раз у Вас дипломатический иммунитет я не смею
Вас
задерживать. Но Вашего, как там теперь принято говорить в России,
товарища…
Айседора. (Перебивает Терье). Месье Ле Рат, мадам Ренард, кажется, я должна
вам денег.
Вы можете забрать эти.
Месье Ле Рат. Вы нам должны?
Мадам Ренард толкает месье Ле Рат в бок.
Месье Ле Рат. О, да.
Мадам Ренард. Конечно, конечно, мы возьмем.
Айседора. Так вы уверены, что видели данных господ вчера в «Шантеклер»?
Мадам Ренард. Нет, я ошиблась. Это были не они.
Месье Ле Рат. Похожи, со спины, издалека, но не они. Простите, сержант. И
вообще я
плохо вижу.
Айседора. Возьмите деньги и поделите между собой.
Месье Ле Рат и Мадам Ренард хватают деньги и направляются в сторону сада.
Месье Ле Рат. Я пострадал физически и мне причитается больше.
33
Мадам Ренард. Мы разделим все пополам.
Мсье Ле Рат. Шестьдесят на сорок.
Мадам Ренард. Перестаньте торговаться, в конце концов, я женщина…
Уходят.
Терье. Я в недоумении.
Ристаев. Я тоже. (Айседоре.) Вы отдали все деньги.
Айседора. (Весело). Да все.
Ирма. (Ристаеву). За Вашу свободу.
Ристаев. За свободу хватило бы и половины.
Ирма. По-Вашему нужно было торговаться?
Терье. Это позор. Я давно не испытывал такого унижения…
Байданский. Не переживайте, сержант. Это такой, как у Вас говорят, бизнес.
Терье. Это черти что. Так не должно быть.
Байданский. Хотите выпить?
Терье. Я на службе.
Байданский. Если служба мешает выпить, бросьте ее к черту.
Терье. Честь имею. Имею честь.
Уходит.
Айседора. Обиделся.
Ристаев. (Заливается истерическим смехом). Ик-ик-ик! Хи-хи-хи! Ха-ха-ха!
Айседора. Ирма, принеси воды.
Байданский. Лучше водки.
Ирма убегает в дом.
34
Ристаев. (Вслед убегающей Ирме). Воды, водки. Шампанского! Такие
события
необходимо отмечать шампанским… Мой боевой друг оказался, как там у
вас?, красно…,
хи-хи-хи, красноарм…, ха-ха-ха!, красноармейцем.
ХО-ХО-ХО!!
Байданский. Повторяю, князь, я помощник народного комиссара.
Ристаев (Падает в шезлонг). Народного комиссара! ХА-ХА-ХА! О, Господи, чудны
дела
твои. Что же вы пили вчера за мой счет? Или вам на «народные средства»
ни-ни.
Байданский. Возьмите себя в руки, князь.
Айседора. (Заботливо обнимает Ристаева, гладит его по голове). Ему плохо.
Разве вы не
видите, что ему плохо? Ирма!
Вбегает Ирма со стаканом воды. Айседора забирает стакан и протягивает
его
Ристаеву.
Айседора. Бедный, бедный, выпей.
Ристаев грубо отталкивает руку Айседоры. Айседора прикрывает в испуге лицо руками.
Ристаев. Отстаньте, ВЫ! Убогая!
Вскакивает.
Байданский. Князь.
Ристаев. Господи, какая же убогая! Отдала все деньги. За что? Зачем?
Ирма. Мадам Дункан поступила благородно.
Ристаев. Что? Благородно? Кому нужно это благородство? Тем двум идиотам.
(Подходит к
Айседоре.) Мадам вы дура, дура. Нет, нет, вы Айседура!
Айседора. Да, да, простите меня.
Падает на колени перед Ристаевым, но Ристаев отталкивает ее.
Ристаев. (Брезгливо). Айседура!
Байданский. Князь, вы не смеете. Немедленно извинитесь!
Ристаев. Идите к черту.
Байданский. Дуэль! Я вызываю Вас на дуэль!
Ирма. Я буду вашим секундантом, полковник.
35
Айседора. Не надо,
прошу вас, не надо! (На коленях идет к Байданскому.) Прошу, прошу.
Ристаев. Я принимаю вызов. Буду рад пристрелить краснопузого комиссара.
Байданский и Ирма поднимают Айседору, та умоляюще смотрит на них.
Айседора. Прошу Вас, ради вашей любви ко мне…
Ристаев. Любви. Успокойтесь мадам, нет никакой любви и не было. Все это пуф,
выдумка.
Эту историю про любовь придумали мы, чтобы заполучить от Вас
денег.
Ирма. Как, это правда?
Айседора. (Бросается к Ристаеву). Это неправда. Ведь неправда, скажите, скажите.
Байданский. Это неправда. Впервые я увидел Вас четырнадцать лет назад, когда
вы
приезжали с гастролями еще в нашу Россию. С тех пор я не мог забыть Вас.
Но потом
случилась война, революция, опять война. В следующий раз я увидел
Вас спустя почти
десять лет. И моя любовь проснулась, как просыпается больной
летаргией, как
просыпаются весенние цветы после схода снега. Ведь неспроста
именно я напросился
ехать во Францию, чтобы передать лично Вам деньги и чтобы
увидеть Вас. Я люблю Вас,
Айседора. Я люблю Вас.
Айседора. Вот видите. Прошу вас, пожмите друг другу руки, господа. Давайте
простим
друг друга. Как хорошо, господа, как хорошо. Как жалко, что мы не
понимаем своего
счастья, своего истинного предназначения. Ведь, что такое
Бог. Это не седовласый старик,
восседающий на троне где-то там, за облаками.
Нет. Бог — это наша планета. Это все, что
нас окружает. Это мы. Может я не
ученая и не знаю каких-то тонкостей, но я уверена, что
люди и есть образ и
подобие Земли. Наверное, у нашей планеты есть сердце, легкие, глаза,
как и у
нас; как и мы она думает, чувствует, мечтает и ошибается. Говорят на Земле
давно
случались какие-то катаклизмы, из-за которых погибало все живое. И, мне
кажется, Земле
было больно смотреть, как умирает то, что она создавала,
творила тысячелетиями, во что
вкладывала душу и все силы. И вот она создала
человека, чтобы он здесь помогал ей,
чтобы сохранял, оберегал все, что она
создала. А человек… Человек как будто забыл для
чего ему дана такая
могущественная сила… Человек убивает все живое, человек убивает
человека…
Человек стал самым ужасным катаклизмом Земли… Господа, давайте
вспомним для
чего мы… Давайте жить в мире…
Ирма. Как я согласна с Вами. Как я согласно. Неужели вы не понимаете. Бывают
люди
зайцы — трусливые, бывают люди лисы — хитрые, встречаются шакалы,
питающиеся
падалью. А вот человек — человек, большая редкость. Очень трудно
быть человеком, но
это же и очень легко.
Ристаев. О боже мой, боже мой. Прекратите, прошу. Это сумасшествие
какое-то.
Сумасшествие. Я просто хочу жить. Не желаю я ни о ком и ни о чем
заботиться. Моя
жизнь это скорость, скорость, скорость. Как вы не понимаете.
Да я лучше бы отсидел два
36
года в тюрьме, зная, что на воле меня
ждет Бугатти Тейп 40. А теперь что, что, я вас
спрашиваю? Я живу один раз и
мне плевать… плевать… плевать… (Бросается к
Айседоре.) Верните деньги!
Отправьте меня в тюрьму.
Байданский. Вы одержимы.
Ристаев. Пусть так, пусть так. (Бросается на Айседору, та вскрикивает.) Верни
деньги,
верни!
Байданский набрасывается на Ристаева и отталкивает его.
Байданский. Вы в своем уме, князь!
Ристаев. Я? Да я нормальнее всех вас вместе взятых! Жалкие, жалкие, нищие
людишки.
Много ли вам платят в Совдепии, полковник. Или вы уже по их меркам
генерал?
Байданский. Прекратите! У Вас истерика!
Ристаев. Стреляться! Стреляться! Немедленно.
Байданский. Завтра, на рассвете. Выбирайте место.
Айседора. Я прошу вас стреляться здесь, в этом саду.
Ирма. Но мадам.
Байданский. Мадам, это невозможно.
Айседора. Умоляю, здесь. И не ранним утром, а в двенадцать часов дня.
Байданский. Но…
Айседора. Я умолю вас. Я никому не скажу, я не предам вас.
Байданский. Я согласен.
Ристаев. О, да. Завтра, в этом саду, в двенадцать часов.
Байданский. А теперь давайте оставим этих женщин. Думаю им неприятно
наше
общество.
Ристаев. Завтра, в этом саду, в двенадцать часов.
Байданский и Ристаев уходят.
Ирма. Мадам, я не понимаю, почему Вы настояли на том, чтобы дуэль состоялась здесь.
37
Айседора. Чтобы она не состоялось… Тяжелый день. Тяжелая
будет ночь. Они придут
этой ночью.
Ирма. Вам нужно успокоиться.
Айседора. (Плачет). Ирма, они придут этой ночью… Они придут… Ирма, не уходи,
будь
со мной… Они придут этой ночью…
Гаснет свет. Фоном звучит музыка. Подсвечивается авансцена. Айседора сидит в
центре
с отрешенным видом. Появляется Старуха с младенцем на руках и
передает его
Айседоре.
Старуха. Я должна задушить тебя. Задушить тебя. Задушить…
Старуха уходит. Появляется Дердри, подходит к Айседоре, становится рядом.
Айседора. Дердри, доченька. Дердри.
Появляется Патрик, подходит к Айседоре, становится по другую строну от нее.
Айседора. Патрик, сынок. Патрик. Детки мои. Почему вы молчите? Поговорите со
мной.
Деточки, милые мои. Почему вы молчите? Почему вы молчите? Поговорите со
мной.
Поговорите со мной.
Появляется Сергей. Подходит к Айседоре, садится у ее ног, кладет голову
на ее бедра.
Айседора гладит его по голове.
Айседора. Сережа. Сережа. Какой ты курчавый. Как я люблю твои кудри. Как я
любила
всех вас. Как я любила всех вас. Зачем вы ушли? Зачем оставили меня?
Мне так плохо.
Мне так плохо. Скажите хоть слово. Скажите мне хоть слово.
Скажите…
Сергей поднимается, берет за руки Дердри и Патрика и они подходят к качелям.
Дердри
и Патрик садятся на качели, Сергей раскачивает их.
Айседора. Хоть слово скажите, хоть слово, хоть слово… Не молчите же… Почему
вы
всегда молчите… Хоть слово, умоляю, умоляю…
Музыка играет все громче и громче. Появляются ученицы в одеяниях ангелов и
демонов и
начинают кружить вокруг Айседоры.
Действие 4.
Байданский и Ристаев стоят в саду друг напротив друга, держа в руках
пистолеты. Они
во вчерашних фраках.
Байданский. Наганы. Я полагал у вас есть оружие получше.
38
Ристаев. Это именные. Я сохранил их, когда бежал из России.
Память. Если я не могу быть
убитым на родине, то хоть из русского оружия… А
знаете, полковник, почему я больше
всего скучаю здесь?
Байданский. Признаться, не заметил, что Вам скучно.
Ристаев. Я скучаю по снегу. По русскому снегу. Когда бывает особенно скучно,
я
отправляюсь в Альпы, но все равно снег там не такой, какой был в Ристаевке.
Запах не тот.
Байданский. Сейчас в России снег пахнет кровью. Так что наслаждайтесь
альпийским,
свежим.
Ристаев. Мне англичанин один недавно предложил вложить средства в
производство
порошков для стирки. Надо будет предложить ему для рекламы Вашу
«альпийскую
свежесть». Звучит. Отмоет даже пятна от крови.
Байданский. Если бы еще грехи отмывал, цены бы ему не было.
Ристаев. С грехами это к попу… Хотя, Вы же теперь атеист. Как там у вас:
опиум для
народа, кажется.
Байданский. Попам я и раньше не доверял. Все, что связано с религией слишком
жестоко,
чтобы претендовать на истину.
Ристаев. Тогда остается только смерть… Приоткроем дверцу, посмотрим, что там…
Байданский. Странная у нас дуэль выходит. Вы действительно жаждете моей смерти?
Ристаев. Нет… Извините меня, полковник. Это все гонки — мой опиум. Знаете, я
давно
уже не ощущаю себя князем, дворянином, офицером, эмигрантом… Скорее
неизлечимо
больным. Все, что мне нужно в жизни это рев мотора, запах горючего
и сигарета после
финиша. Вы даже представить себе не можете, как приятен
бывает табачный дым…
Байданский. Не могу, князь. И вообще, я всегда считал, что человек должен
идти по
жизни. Не бежать, не стоять, и даже не танцевать, а идти. Но теперь я
даже завидую таким
как Вы, как Айседора. У меня как-то все ровно выходит:
ать-два, ать-два. Даже в советской
России… У меня друг детства, отчаянный,
бравый человек, но забияка страшный, угодил
в каземат на пять лет. Мне его
жаль было – пять лет жизни потерять. А недавно он
освободился. И я вдруг
подумал: он пять лет в тюрьме потерял, а я те же пять лет, но на
свободе. Не
удалась жизнь, по большому счету… Не то все…
Ристаев. И как теперь друг?
Байданский. Нормально, стихи пишет.
Ристаев. А, вообще, как там в России?
39
Байданский. Страшно. И, кажется, будет еще страшнее.
Ристаев. Так оставайтесь.
Байданский. Не хочу.
Ристаев. Почему?
Байданский. Скучно. И, кажется, будет еще скучнее.
Ристаев. А как же Айседора? Вы же любите ее?
Байданский. Пусть моя любовь останется со мной. Не надо обременять ею
бедную
женщину. Счастливой я ее не сделаю, да и она меня тоже. Великая любовь
— это
несчастная любовь.
Ристаев. Вы не хотите быть счастливым?
Байданский. Просто я не верю в счастье, не верю в истину, правду. Скорее не
верю в их
святую чистоту: счастье всегда имеет привкус горя, истина всегда
разбавлена неведением,
а правда обязательно подается с примесью лжи. Когда
мне говорят, что истина в
происхождении человека от Бога меня интересует от
кого произошел Бог. Когда меня
убеждают, что нашим предком была обезьяна, у
меня возникает вопрос: кто тогда был
предком обезьяны.
Ристаев. Сейчас модно считать, что мы от марсиан.
Байданский. Может быть, но от кого произошли марсиане? А счастье? Посмотрим,
что Вы
об это скажете, когда выиграете гонку на своем Бугатти и закурите
после финиша.
Ристаев. Боюсь, этого никогда уже не произойдет.
Входят Айседора и Ирма.
Айседора. Не бойтесь, мой милый Сережа, произойдет.
Айседора становится перед Ристаевым, Ирма становится перед
Кипринским,
загораживая их.
Айседора. Не бойтесь, мой милый Сережа. Все у Вас будет хорошо. И у Вас,
полковник,
все будет хорошо. Не убивайте друг друга, господа. Спрячьте
оружие. Прошу вас,
спрячьте.
Байданский и Ристаев убирают пистолеты за пазуху.
Байданский. Да мы собственно…
40
Айседора. Вот и хорошо. Вот и замечательно. Я счастлива.
Ведь как же это глупо: убивать
друг друга. И зачем люди это делают? Мы так
часто говорим о прогрессивности нашего
общества, но за техническим прогрессом
мы забываем о душевном прогрессе. Телефоны,
синематограф, аэропланы не делают
нашу душу лучше. А еще эти танки. Вы слышали о
танках? И почему люди не могут
жить без уважения чужих интересов, мнения, уважения
чужой судьбы. Почему мы
не принимаем того чего не понимаем. Играйте в жизнь,
господа. Жизнь это всего
лишь игра ограниченная временем, но не лишайте жизни друг
друга, не
заигрывайтесь. Смерть это единственное, с чем нельзя примериться при жизни.
Байданский. Да мы, собственно, передумали стреляться. Не так ли, князь.
Ристаев. Мы передумали, милая Айседора, мы передумали.
Айседора. А я знала. Я знала, что у вас хватит мужества простить друг друга.
Ирма. А я не простила князя. Я понимаю, что он не нуждается в моем прощении,
но тем
не менее…
Ристаев. Вы такая забавная Ирма, особенно когда злитесь.
Ирма. Ничего забавного я не вижу. Вы князь негодяй. Может и благородный
человек, но
негодяй. И только попробуйте оскорбить меня, полковник вам быстро
покажет… Так,
полковник?
Байданский. Несомненно.
Айседора. (Укоризненно). Ирма.
Ристаев. Вот так всегда: если человек был добропорядочным, а потом стал
негодяем — его
осуждают, но и если человек был негодяем, а потом, вдруг,
преобразился и стал
добрейшим из добрейших — его все равно осуждают, правда,
за прошлые грехи. Но ведь
невозможно написать жизнь сразу в чистовике,
Ирма.
Айседора. Ирма.
Байданский. Ирма.
Ирма. Я подумаю.
Ристаев. (Айседоре). Кстати, у меня для Вас подарок.
Ристаев достает сверток из внутреннего кармана и протягивает Айседоре,
та
разворачивает сверток — там алый шарф.
Ристаев. Подарок скромный, но, надеюсь, он позволит загладить мою вину перед вами.
Айседора оборачивает шею шарфом.
41
Айседора. Он
прекрасен.
Ирма. Но он не так прекрасен, как тот подарок, что Вы приготовили князю.
Айседора. Ирма, дорогая, я же просила тебя…
Ирма. Извините, не смогла удержаться…
Байданский. О, даже я заинтригован.
Ристаев. Право, мне не удобно, мадам…
Ирма. Это Бугатти Тейп 40.
Байданский. Как?
Ристаев. Как?
Айседора. Как не стыдно, Ирма.
Ристаев. Это невозможно.
Ирма. Его пригонят с минуты на минуту.
Ристаев. Боже мой, я не верю. Это жестокая шутка? Это шутка.
Айседора. Я бы не посмела так шутить с Вами, Сережа.
Байданский. Я за шампанским.
Уходит в дом.
Ирма. Я с Вами, полковник.
Убегает вслед за Кипринским.
Ристаев. Но за что? Разве я достоин?
Айседора. Я хочу чтобы Вы были счастливы, Сережа.
Ристаев. Разве такой человек как я достоин счастья?
Падает на колени перед Айседорой.
42
Айседора. Вы. (Падает на колени перед Ристаевым.) Вы
достойны. У меня все просто.
Мне для того чтобы танцевать нужны ноги. А Вам
нужен Бугатти Тейп 40. Вот видите, не
возможно танцевать, стоя на коленях.
Встаньте. Встаньте.
Ристаев. Простите меня. Простите меня.
Утыкается Айседоре в грудь, плачет.
Айседора. Что вы. Что Вы… Успокойся, милый. Я знаю как тебе тяжело. Ты
страдаешь.
Ох, как ты страдаешь, бедный, бедный Сережа. Я знаю, как страдают
русские. Это очень
больно… Пусть у тебя будет все хорошо, пусть твоя душа не
болит… Пусть она танцует…
Ну вставай же, вставай.
Айседора и Ристаев поднимаются, придерживая друг друга.
Ристаев. Я все Вам отдам. Все, что я выиграю, я отдам Вам. Я отдам Вам вдове больше…
Айседора. (Треплет Ристаева по голове). Мне ничего не надо, милый… Мне уже
ничего
не надо.
Входят Байданский с двумя бутылками шампанского и Ирма с подносом, на
котором 4
бокала.
Байданский. А вот и мы, и шампанское!
Ставит бутылки на стол.
Ирма. Я знаю, знаю, что мы будем делать. Мы будем, как это принято в России,
обмывать
покупку.
Ставит поднос на стол.
Байданский. (Наполняет бокалы). Точно.
Ирма. Эх, жалко, что нет с нами месье Ле Рат. Я бы хотела сейчас напиться и
смазать…
как, полковник?
Байданский. (Протягивает бокалы Ристаеву и Айседоре). По сусалам.
Ирма. (Берет бокал). Точно, по сусалам.
Байданский. (Поднимает бокал). Я поднимаю бокал за любовь, за уважение, за
прощение.
Самое большое достоинство, которым может обладать человек — умение
уважать других.
Самая большая честь, которой владеет человек — умение
прощать. А умение любить —
это самое великое счастье. За вас, Айседора.
43
Ирма. А я поднимаю бокал за доброту. Быть добрым значит обречь
себя на вечные
сражения, трудности, на войну, победа в которой это оставаться
добрым до последнего
вздоха, до последнего удара сердца. За женщину, которая
удочерила меня — сироту, за
мою маму, за Айседору!
Ристаев. Я поднимаю бокал за мечту и за мечтателей. За тех, кто хочет от
жизни, что-то
кроме самой жизни. За тех, кто не ходит по земле, а живет в
небесах. И за самую
необычную женщину, которую мне посчастливилось встретить,
за Вас Айседора!
Айседора. Я поднимаю бокал за вечную душу. За ее вечный полет. Да я жила
необычно.
Танцевала необычно. И, скорее всего, умру необычно. Но я не жалею.
Это была моя
дорога в вечность. Друзья, я иду к славе! За вас!
Ирма во время речи Айседоры ставит пластинку в патефон. Фоном звучит
грустная,
лирическая мелодия. За сценой слышен рев мотора и звук
клаксона.
Байданский. Кажется, прибыл Ваш подарок, князь.
Ристаев. (Хватает Айседору за руку). Едемте, едемте, я хочу чтобы Вы стали
моим
первым пассажиром.
Айседора. Конечно. Но сначала я хочу пригласить Вас на танец.
Ристаев. С удовольствием.
Ирма. (Подбегает к Байданскому). Как хорошо! Я хочу танцевать! Мы будем танцевать!
Ирма с Кипринским, Айседора с Ристаевым встают в стойку для исполнения
вальса. Все
замирают (немая сцена). Ирма отделяется от Кипринского,
обходит поочередно всех
героев.
Ирма. (У Айседоры). Это были последние минуты нашего счастья. Это были
последние
мгновения жизни Айседоры Дункан. Совсем скоро она поедет кататься
на автомобиле. Ее
шарф будет развиваться от встречного ветра и окажется между
спиц колеса. Ткань шарфа
переломит ей позвоночник и порвет сонную артерию.
Она умрет мгновенно. Врач сказал,
что она не мучилась. (Подходит к Ристаеву.)
Князь Сережа так и не выиграл ни одной
гонки. Он так и не узнал, что Айседора
заложила дом, чтобы купить Бугатти Тейп 40.
Спустя месяц, на тренировочном
заезде, он разовьет на своем Бугатти огромную скорость,
не справится с
управлением и врежется в бетонную стену. Не справится с управлением.
Не
справится с управлением. (Подходит к Байданскому.) Милый, добрый,
благородный
Александр Васильевич — полковник. У него все будет хорошо:
большая должность,
красавица жена, двое детей: мальчик и девочка. Все будет
хорошо… до тысяча девятьсот
тридцать седьмого года. С этого момента пройдет
ровно десять лет, когда его арестуют,
красавица жена отречется от него, а
дети в графе «отец», в школьной анкете будут ставить
прочерк. Его
расстреляют, как американского шпиона, хоть он и ни разу в жизни не был
в
Америке… А я буду жить, жить долго до восьмидесяти лет. И каждый день я
буду
вспоминать нашу встречу с двумя странными и удивительными русскими и
этот танец.
44
Ирма встает с Кипринским в стойку для исполнения вальса. Мелодия
звучит громче.
Ирма с Кипринским, Айседора с Ристаевым танцуют. Падает
снег.
Занавес.
2015 год
45
Айседура (Фантазия на тему последних дней жизни Айседоры Дункан) (драма в 4-х
действиях)
https://docplayer.com/36159381-Aysedura-fantaziya-na-temu-poslednih-dney-zhizni-aysedory-dunkan-drama-v-4-h-deystviyah.html
*